Красноармеец Горшечников

Снарк

На паркете возле окна красовалось жирное чёрное пятно.

– У нас зимой тут железная печка стояла, - объяснила девочка.
– У, гадина проклятая! Грела на копейку, а чадила на рупь. Мы её теперь на двор выкинули.

Померанцева перевязывала комиссару голову. Тот сидел со смущённым видом.

– Стоило возиться из-за такой ерунды. Лютиков бы перевязал, и ладно. Какого ты лешего меня сюда приволок?
– фыркнул он на Серафима.

– Вот тебе вместо «гран мерси, мсье Чернецкий, за своевременную доставку до лазарету», -

пожаловался Серафим.
– Сволочь ты неблагодарная.

– Чуть левее, и с тобой бы возился похоронных дел мастер, - сказала Померанцева с укоризной, словно это Север был виноват, что в него стреляли.

– Видно, тот ещё стрелок, - зевнул Чернецкий.
– Палил по неподвижной мишени - да ты ведь ещё и под лампой сидел?
– и промазал.

– Я карандаш уронил, наклонился - вот мимоходом и чиркнуло.

– Всё равно. Интересно, кто этот снайпер?

– Снейпер, - поправил комиссар.
– Поскольку охотился не на бекаса, а на Снейпа * Я было подумал, это ты, из-за Делакур, - добавил он вроде в шутку.

Чернецкий постучал себя пальцем по лбу.

– Не родилась ещё та красотка, из-за которой я б убил кого-нибудь. Особенно тебя, убогого.

– Почему - особенно меня?

– Дорог ты мне как воспоминание о днях моей боевой славы. Так сказать, сувенир, вроде кружечки «Привет из Кисловодска».

– Здравствуй, Горшечников, - поприветствовала Гарьку Померанцева.

Чернецкий посмотрел на него с весёлым удивлением.

– Добрый день, - откликнулся тот, соображая, как объяснить Северу своё появление.
– Я тут мимо шёл и… эээ… подумал, дай загляну…

– Ну, заглянул, - неприветливо сказал комиссар.
– Легче стало?

– Эээ… я тогда пойду?

– Ты здоров?
– с сомнением спросила Померанцева.

– Да. Я… здоров.

– Он всегда такой, забыла, что ли?
– усмехнулся Север.
– Ты здесь один?

– С Улизиным.

– Подождите на улице, вернёмся вместе.

Улизин любезничал с хорошенькой сестричкой; на известие о том, что комиссар почти что невредим, только кивнул - дескать, кто бы сомневался.

В саду под платаном отдыхала Марина Эджкомбова, помощница Померанцевой, рослая деваха с некрасивым прыщавым лицом. В отряде Севера она была уже с год, но друзей не завела из-за нелюдимого, неуживчивого характера.

Рядом с ней - Гарька не поверил своим глазам!
– стояла та самая девушка, и платочек на ней был тот самый - небесного цвета. Лицо Эджкомбовой казалось угрюмым, словно разговор был ей неприятен, но Горшечников знал, что Марина всегда так выглядит.

– Отлучусь на минуту, - сказал он Ромке.

– Зачем?

– Знакомую встретил. Подойду, поздороваюсь.

– С Маринкой, что ли?

Гарька, не слушая, бросился в сад. Дорогу ему перегородили два красноармейца с носилками. Горшечников дождался, пока они пройдут, завертел головой - Эджкомбова осталась одна. Платочек мелькнул на крыльце -

Гарька рванул за ним.

Расталкивая здоровых и огибая больных, он пробежал здание госпиталя насквозь и у чёрного хода наконец настиг беглянку.

«Не уйдёт на сей раз!» - воскликнул про себя Гарька, вбежал за своей зазнобой в тёмный коридор и успел схватить её за руку. Девушка глухо охнула и неожиданно сильно рванулась, отпихнув Горшечникова, да ещё ловко ударила его острым локтем под рёбра. Пока Гарька хватал ртом воздух, хлопнула дверь - беглянка вырвалась на улицу.

– Ты чего это?
– спросил Ромка, с любопытством разглядывая Гарьку, который возвращался с улыбкой от уха до уха.

– Девушку сейчас видал? Это Она!

– Это такая худючая, как штакетина?

– Не туда смотришь, Ромка. Знаешь она какая! Не шалава какая-нибудь станичная.

– Тю!
– протянул Ромка, обиженный за станичных.
– Нашёл барышню себе, губки бантиком.

– Это ты зря, руки у нее хорошие, натруженные.

– А как?..
– Ромка изобразил руками, будто прижимает к груди пару гарбузов.

– Ну тебя, - обиделся Гарька, - революция определила, что женский пол перво-наперво друг и товарищ.

Скоро появились комиссар и Чернецкий; вместе закоулками выбрались на улицу. Рядом притормозил леденцовый, припорошённый жаркой пылью «бугатти». Седок - чекист, которого Гарька видел с Нагининым - перегнулся через борт.

– Уполномоченный Кристалевский. Это в вас сегодня ночью стреляли?

– Да, - ответил Снейп.

– Проедемте со мной. Есть подозрение, что на вас покушалась банда, совершающая убийства коммунистов.

– Мне место найдётся?
– спросил Серафим.

– Вы что-то видели?

– Я, я видел!
– высунулся Гарька.
– Я его чуть не поймал!

– Садитесь все трое.

– А я?
– возмутился Ромка.

– Сколько ж вас!
– с досадой сказал Кристалевский.

– А ты дома спал.
– Чернецкий со вкусом вытянулся на кожаных подушках, заложил ногу на ногу.
– Не видел же ничего, так?

– Кому на «бугатти» кататься, а кто топай пешком через весь город.
– Ромка сдвинул фуражку на затылок.

– Храпова пришли!
– крикнул Серафим сквозь рокот мотора.
– Его собака из бандитских штанов клок вырвала!

– И собаку приводите!
– развеселился Кристалевский.
– Мы её тоже допросим.

Шофёр захохотал, пугнул клаксоном старушку в старорежимной шляпке и лихо взял с места.

Гарька вернулся как раз к ужину; Ромка подвинулся, давая место, Олёна налила полную миску кулеша. Когда они вышли из летней кухни, к ним кинулась Георгина

– Ну что?

– Одна на миллион, - поделился Гарька.
– Нет больше таких девушек!

– Ну что?
– кинулась к Гарьке Георгина.

– Одна на миллион, - поделился Горшечников.
– Нет больше таких девушек!