Кровь в его жилах
Шрифт:
Светлана отложила письмо в сторону.
Екатерина Андреевна ловко схватила его за уголок и принялась рассматривать на просвет:
— Никаких скрытых проклятий. Никаких ядов. Я проверяю все ваши письма, но сейчас проверила дополнительно. Кстати, на вас было три проклятья — я все сняла. Надо проверить конверт и письмо на отпечатки…
Светлана подняла на неё глаза, собираясь попросить её телефонировать в суходольский сыск, а Екатерина Андреевна улыбнулась, не так истолковав её взгляд:
— Я приспешник и подхалим,
— Телефонируйте в Суходольский сыск статскому советнику Громову — пусть он пришлет своих людей за письмом.
Это было глупо, Светлана сама это понимала. Но пока пусть будет так. До вечера. Вечером она встретится с Александром. Наверное, лучше на улице… Когда можно не смотреть в глаза.
За письмом, извиняясь, что сам Громов занят, прилетел Демьян. Светлана бы сказала про Юсупова Петрову, но никак не Демьяну.
День прошел как-то сумбурно, но быстро, и уставшая Светлана, попросив Ивашку поймать извозчика, направилась домой. Её личный приспешник остался на дежурство. Светлана старалась не думать, какое это у Екатерины дежурство подряд, ведь Матвей был арестован, Мишка в Зерновом, а Светлана прикрылась своим плохим самочувствием, отказываясь дежурить.
Дома было тихо, можно было не включать свет, чтобы поговорить с Александром в полумраке, но… Без кристальника найти Громова было невозможно.
Он пришел сам. Когда стемнело. Постучался костяшками пальцев, хрипло прошептал: «Лиза… Вета…» — заставляя её сердце дико трепетать, и прислонился лбом к двери — та ощутимо прогнулась. Она оценила его тактичность — он же кромешник, он мог без спроса шагнуть в её спальню. За это кромешников и боялись — они всегда настигали свою жертву. Всегда. Где бы она не пряталась.
Она, прогоняя страх, все же открыла дверь, пуская его. Им надо поговорить. Иначе они и дальше продолжат бегать друг от друга. Надо! Да и, наверное, он пришел поговорить о письме… Точно! О письме. Она не будет напоминать о вчерашнем. Она постарается быть храброй.
Он, не разуваясь, не снимая шинели и шапки, прижал её к себе, носом утыкаясь в Светланины волосы и жадно вдыхая её запах. Его голос звучал глухо, дрожью проносясь через все тело:
— Ты не представляешь, как я скучал… Я не могу без тебя. И с тобой не могу — не могу тебя позорить. Я лишний в твоей судьбе.
— Сашка…
Она не так хотела поговорить! И не об этом.
— Скажи еще раз!
— Сашка…
Он ладонями обнял её лицо и прислонился лбом к её лбу.
— Душа моя… Жизнь моя… Моя луна, моя настоящая луна… Моя любовь…
Его руки пронеслись по её спине, опаляя жаром, а потом благонравно замерли на талии, как всегда, у Сашки. Он подался вперед, целуя лоб, нос, губы, подбородок и снова возвращаясь к губам. Она чувствовала жар его желания, она таяла от его прикосновений, она неумело пыталась
Голову Светланы опалила боль, тут же растворяясь в продолжавшейся ласке. Он не с ней научился целоваться. Не с ней… Матвей ошибся. Или она тогда так и не спросила с кем Сашка будет учиться? Точно, не спросила.
Его руки рванули с талии, где до этого благовоспитанно лежали, чуть ниже, и словно натолкнувшись на невидимую преграду, вернулись обратно, только уже выше — на плечи, обхватывая шею так нежно и ласково, что ни единой дурной мысли не возникло в голове Светланы. Чуть шершавые от работы ладони гладили её кожу, скользили по кромке уха, шли вслед за неистово бьющейся на виске жилкой.
Ноги подгибались, она задыхалась от жара и ласки. Сердце заходилось в бешеном беге, грозясь еще чуть-чуть и остановиться.
— Саша… Сашенька… Нам нельзя.
— Я знаю, — простонал он, отстраняясь. — Я…
— Я все помню. Я все понимаю. Не оправдывайся. Так получилось.
— Мне надо уйти. Я понимаю.
Она кивнула, забывая обо всем:
— Только… Приходи. Хорошо? Ведь ты еще придешь?
Он сглотнул:
— Попроси…
Она робко подняла взгляд и утонула в его черных, бездонных глазах.
— Саша, приходи… Прошу. Я не могу без тебя. Я люблю тебя.
Вот она и сказала самое главное. И небо не рухнуло, и сердце не остановилось, и страшно не стало. Это нестрашно — говорить правду. Она любит Громова, и с этим ничего не поделать.
— Я приду. Я обязательно приду. Только жди.
— Буду. Буду ждать. — Она знала, что сдержит свое слово. Он тот, кого надо ждать.
Дверь за ним закрылась.
Светлана прикоснулась к своим зацелованным губам и потрясенно замерла.
Сашка научился целоваться. И не с ней.
Это больно, между прочим!
Она еле добралась до своей кровати.
Глава двенадцатая
Вторгается ветия
Из сна её вновь вырвал стук. Умоляя небеса, чтобы это был Саша, Светлана еле встала с кровати и босиком, по ледяному полу пошла к двери не зажигая свет. Стук тем временем нарастал, к нему присоединился встревоженный голос прихвостня:
— Светлана Алексеевна! Это Екатерина Андреевна, прошу, откройте! Это срочно!
Ноги подгибались от слабости — Светлана чувствовала себя отвратительно, словно её снова поймал жердяй и хорошенько напился её тепла. Жердяи очень скучают по людям, а вот люди по ним нет. Сейчас хотелось одного — забиться обратно в кровать под теплое одеяло и напомнить, что она вообще-то воевала со светочем и немножко до сих пор больна. Руки дрожали от слабости, голова летела прочь, как после укола с обезболивающим. Ноги заплетались — всего пара саженей до двери оказались нескончаемыми.