Кровь в его жилах
Шрифт:
Юсупов. Матвей. Даль. Поддержка родов. Дальногорские.
— Княжна Дальногорская, я правильно понимаю?
Светлана честно попыталась вспомнить, как звали княжну Дальногорских, но не смогла. Что-то в памяти было — робкая девочка почти её возраста, приехавшая в числе многочисленных приглашенных на детский бал Великой княжны Елизаветы… Салочки, веселый смех… Имя? Имя… Имя… Его не было.
Коллежский асессор снова склонилась в глубоком реверансе и не спешила выпрямляться. Все ясно.
— Встаньте, княжна… — разрешила Светлана. Беда не приходит одна. Вот и Юсупов… не один.
«Даль» выпрямилась:
— Екатерина Андреевна Дальногорская к вашим услугам,
И эта туда же.
Светлана отрешенно спросила — утро у неё не задалось, но откровенно злиться нельзя:
— И что же вы тут делаете? — Она сняла с себя шинель и повесила на вешалку у двери.
Ответ её все же удивил:
— Пытаюсь втереться в ваше доверие и заслужить высокий сан при вашем дворе. Мой дед, Василий Платонович Дальногорский, надеется, что я выслужусь до обер-гофмейстерины. Я надеюсь остаться фрейлиной — замуж я не стремлюсь. Закончила магические курсы в Муроме, курсы машинисток, курсы стенографии, посещала уроки самообороны и охраны важных лиц, окончила дополнительные курсы зельеварения со специализацией по ядам, медицинские курсы и…
— Курсы личных прихвостней? — Светлана прошла к своему столу и встала напротив Екатерины Андреевны. Та легко вынесла её прямой взгляд и с насмешливой улыбкой подтвердила:
— И их, конечно же. Могу быть личным секретарем, охраной, магом, прихвостнем, лизоблюдом, подпевалой — кем вам будет угодно.
Она сняла с колдовки пошедший густой пеной кофе, отключила кристалл, отвечающей за температуру и принялась наливать кофе в чашку, цедя его через изящное серебряное ситечко — раньше его в управе не было.
— Потрясающий список, — признала Светлана. — И когда все успели?
— Экстерном за три года.
Светлана прищурилась. Три года. Три года… Что тогда случилось? Кальтенбруннер!
— И как же Дальногорские узнали о моем существовании? — она устало села на стул. Екатерина Андреевна тут же ловко поставила перед Светланой чашку с кофе:
— Прошу! Как вы любите. Два кусочка сахара и молоко. Простите, булочек нет — я не ждала вашего прихода сегодня. Впредь не повторится.
Эта Екатерина Андреевна или непроходимо тупа в своем рвении выслужиться, или нагло насмехается. Над Великой княжной, между прочим!
Светлана подняла на неё глаза:
— А если отравлено?
Екатерина не дрогнула и веком — сделала глоточек прямо из турки.
— Не отравлено. — Она цирковым жестом фокусника извлекла из-за обшлага мундира мелкий флакончик и поставила его перед Светланой: — универсальный антидот. Помогает от самых распространённых ядов. Я на «отлично» сдала прихвостней. И зельеварение тоже. Что-то еще, Елизавета Павловна?
— Вы не ответили на мой вопрос. Как Дальногорские узнали о моем существовании?
Екатерина Андреевна достала из шкафа за спиной Светланы еще одну чашку, Мишину, между прочим, и налила кофе для себя — черный. Она прошла с чашкой на свое место и, только сев, принялась рассказывать:
— О вашем существовании стало известно тридцать первого августа одна тысяча девятьсот седьмого года.
Отказать в самообладании Екатерине Андреевне было нельзя, так и в явном нахальстве. Не тупа, точно. Нахальна и насмешлива.
— Я имею в виду… — Светлана поняла, что сдалась, переходя от наступления к внезапному отступлению.
Екатерина Андреевна с легкой улыбкой продолжила — на её лицо вновь вернулся румянец:
— На беду князя Константина Волкова — он остался единственным из рода Волковых. Тронодержатели поизмельчали, а большинство пало в Катькину истерику. И да, меня назвали в честь императрицы, и нет, я не
Светлана уперлась взглядом в стол. Мишка… Её выдал Мишка, а не Кальтенбруннер.
— Меня, Елизавета Павловна, в невесты Дмитрия Павловича прочили, но дед после вашего обнаружения решил все переиграть и пристроить к вам. Жив или мертв цесаревич — неясно, а вы вот живее всех живых. Вас вознесут на трон, хотите вы этого или не хотите.
— А вы? Вы этого хотите?
Екатерина Андреевна пожала плечами:
— Меня никогда об этом не спрашивали. Не о вашем троне. О моих желаниях. Я хочу пойти учиться в Московский университет. Я хочу служить стране. Если для этого надо быть вашем приспешником — буду приспешником. Что-то еще, Елизавета Павловна?
— Я не…
— Не бойтесь, я помню, что вы Светлана Алексеевна для всех остальных. Я хороший приспешник или лизоблюд. Я вас не выдам. Если больше вопросов нет, то позвольте я принесу вам письма на ваше имя, которые накопились за последнее время.
Надо отдать должное Екатерине Андреевне: секретарем она была хорошим. Перед Светланой, надолго заняв её, легли две папки: с подписанными прошениями и анонимными. Она, конечно, хотела поработать с архивами, разгребая хаос за Мишей, но и письмами тоже надо заниматься.
Светлана с головой ушла в разбор бумаг — пока думать о том, как сообщить Александру о визите Юсупова она не знала. Она не готова была встретиться с ним сейчас. Ей нужно время. Хотя бы чуть-чуть.
Одно из неподписанных писем озадачило Светлану. Она посмотрела на дату — пришло сегодня утром, — и снова прочитала: «Ты забрала у меня самое дорогое — я заберу у тебя тоже самое!» Напечатано на обычной пишущей машинке, никаких особых примет, вроде выбивающихся из ряда букв, нет. Бумага дорогая, конверт обычный. И кто это мог прислать? Вспоминалась только княгиня Волкова со своей «дрянью». Отправлено, судя по штемпелю с почтамта Суходольска вчера вечером — возможно еще до того, как князь Волков все урегулировал с княгиней. И кого же она собралась забирать у Светланы? Матвей уже в тюрьме, Александр — не её, а Мишка — сам по себе дорог Софье Николаевне. Надо показать письмо Саше… Светлана тут же вспомнила ночь и вздрогнула — она не готова с ним встречаться. Не готова… Как знать, что он любит, а она его обманула? Как смотреть в его глаза и знать, что причинила ему боль. Вечером. Она сообщит ему вечером, когда из-за освещения плохо видно глаза. Тогда же и о Юсупове расскажет.