Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
Второй этаж выходил длинным балконом на 1 этаж, который перекрывали перила, внизу стелился густой туман дыма от медленно, но верно подбирающегося пожара, вспыхнувшего от маленькой искорки. Совсем как их история.
Зорким взглядом детектив ухватился, следя из-за укрытия, за открывшиеся просторы исполинских машин в закрытых друг от друга пластиковыми противоударными призрачными дверями отсеках. Вдоль такой стены пробирались Сасори с Рейко.
Итачи навел пистолет на Акасуну, но как назло цель перекрывала Акияма, идущая сбоку, выставив себя своеобразным щитом. Прорычавший от собственного поражения Учиха ринулся к лестнице и, миновав преграду ступеней, летел по направлению к медленно открывшейся двери, которая захлопнулась под лязгнувшей по ней пулей.
Щелчок. Дверь поддалась вверх, и Акасуна с Акиямой проскочили вперед и, пробежав немного вперед, остановились, чтобы удостовериться в своей безопасности. Но потерпели полный крах.
С неимоверной скоростью Итачи, словно молния, мчался в закрывающуюся дверь и, завалившись на спину, прокатился прямиком под лязгнувшими невидимыми зубьями.
Сасори схватил Рейко за запястье и ринулся к следующей закрывающейся двери.
— Мы не успеем! — в нахлынувшей панике запищала Рейко, но Акасуна мертвой хваткой сжал её запястье и прибавил скорости. Он знал, что детектив Учиха не будет стрелять в Рейко на поражение. И, пока она рядом, пуля ему не угрожает. В тот раз он промахнулся и сейчас промахнётся, даже если решится выстрелить.
Сасори проскочил между пустотой створок. Дверь, поддавшись влево, достигнув своего предела, двинулась обратно вправо.
Выстрел прогремел слишком не реально. Как детская хлопушка. Хлопнула и замерла, разбросав свое конфетти в виде брызнувшей крови. Сначала Сасори показалось, что подстрелили его — такая тяжесть одолела все его тело. Но когда меж закрывающейся двери руку Акасуны потянуло вниз, назад, он понял, что не он падал, а Рейко. Пронзенная пулей точно в ногу Акияма завалилась на землю, но вторая пуля не заставила себя ждать и просвистела над головой нагнувшегося Акасуны. Он разомкнул пальцы и откинулся назад, но не успел одернуть руку. Дверь сомкнулась.
Рейко приподнялась на локтях, рыча от боли, распирающей левую ногу, и смотрела на протянутую руку Сасори и закрытую дверь, не понимая, как такое возможное. Рука сползла и сиротливо шмякнулась на пороге, оставив кровавый след на прозрачном пластике.
Дрожавший расширившийся в ужасе взгляд Сасори смотрел на искаженное лицо Рейко по ту сторону двери. Он услышал странный раздавленный, сплющенный звук. Через метель сверкающих искр в глаза и конфетти, красного и белесого, мягкого, как стружка. Так выглядела его собственная изнанка.
Сасори заорал диким голосом в брызнувшем фонтане крови. Отшатнулся назад на дрожащих, подгибающихся ногах и рухнул на колени, скрючившись и сгорбившись, схватился за кровоточащее предплечье, оставшееся от оторванной руки.
Хриплый стон лился из разинутого рта, слюна стекала по подбородку вперемешку с солеными слезами, застелившими глаза. От шока и боли Акасуна в полуобморочном состоянии завалился на бок, свернувшись в позе эмбриона, пытался зажать развороченную руку. И слышал свист. Чертов свист, заглушивший все, даже собственный вопль, в котором он орал истерзанным зверем.
— Больно! Больно! Больно!
Как мантру он повторял это слово, будто если он придаст ей форму, то боль могла утихнуть.
Лежащая по ту сторону Рейко не могла пошевелиться, беспомощно таращилась на лежащего Акасуну, чей крик не могла слышать из-за идеальной звукоизоляции. Но боль которого чувствовала.
Итачи рухнул на колени рядом с Акиямой,
— Прости, что подстрелил тебя, но иначе я не мог, — с сожалением и раскаянием прошептал Итачи, но Рейко как лягушка ползла к двери, уткнувшись ладонями в стекло, и издала нечленораздельный хрип, как у подстреленного животного в последние секунды жизни. Она рыдала, как рыдает ребенок, держа в руках любимую сломанную куклу. Кричала своими устами за чужую боль, недосягаемую для оторопевшего детектива Учихи. Парализованный такой отравляющей и ранящей правдой, он не мог пошевелиться: ни помочь, ни остановить Акияму. Карабкаясь по двери, она поднялась, качаясь из стороны в сторону, сгорбившись и опираясь на здоровую ногу. Билась в дверь, остервенелым необузданным порывом, молотя треклятую преграду, колотила ладошками, разбивая в кровь огрубевшую кожу. А когда раздался щелчок, затрепетала как цветок на ветру, прорвалась сквозь открывшуюся преграду, хромая, кинулась к лежащему на боку рычащему сквозь стиснутые зубы убийце и рухнула на колени. Итачи прошел вперед, скорее заученным движением, тело само двигалось, пока Учиха пытался осознать происходящее. Рейко упрямо тянула Акасуну за целую руку и, заставив встать того, стала ему опорой. Едва держась на ногах, она побрела к следующей двери, ведя за собой Кукловода, закинув его руку себе на плечо. Следующая дверь издевательски сомкнулась, и её щелчок показался смехом в лицо. Так близко, всего несколько шагов, но сейчас полицейской это расстояние представлялось непреодолимой пропастью, тернии которой она не способна вынести на своем пути.
— Черт! Черт! Черт!!! — последнее она закричала во весь голос и упала на колени — Акасуна перестал двигаться и потянул её следом. Он обессиленно упал. Увидев, что глаза художника закрыты, Рейко, ударившись в панику, затормошила его.
Искривлённое в муках лицо исказилось до неузнаваемости — бледнее обычного, мертвенно-синего оттенка, брови сдвинуты в судороге, а рот искривлён поджатыми губами.
— Рей-ко, вы-та-щи ме-ня, отсю… — Сасори зашелся тяжелым кашлем и, глухо простонав, попытался встать, но рухнул обратно. Из последних сил он заставлял себя говорить, голос его скрипел, как поломанные старинные часы: — Ты должна доставить меня на квартиру и забальзамировать, несмотря ни на что. Постарайся, Рейко.
— Нет, я не могу, — осипшим от слез голосом пролепетала Акияма, тараторя. А когда Акасуна открыл наливающиеся свинцом очи, продолжила более уверенно и энергично: — И не потому, что отсюда невозможно выбраться! Нет, нет! — закачала головой, если слов будет не достаточно. — Я просто не могу.
— Почему? — Сасори приподнялся, и не без помощи Рейко оперся слишком одеревеневшей правой рукой о холодный металл махины, в оковах которой они оказались. Говорил он мало и неохотно, через силу, скрипя словами, а в сконфуженных движениях таилась обреченность.
— У тебя был выбор, Сасори. Твоя история, я, правда, поняла её. Все поняла. Ты считал, что у тебя не было выбора. Но он был у тебя, и ты сам его сделал. — Соленные бусинки стекали по щекам из кровоточащих слезами глаз, и в легкой трепещущей дрожи Акияма сжала руку Акасуны, сцепив в обеих ладонях, и смотрела так, как ни одна жертва никогда не смотрит на своего истязателя. Никогда доселе Сасори не видел такого взгляда: мутного от слез, но чистого в своих помыслах и чувствах. — А я сделала свой — я не убийца.
Несмотря на боль и бессилие, Акасуна нашел в себе силы, чтобы рассмеяться. Точнее издал нечто наподобие смеха: трескучее, как стрекот цикады, скорее даже хриплое шипение раздавленной змеи.
— Это не убийство, Рейко… Если ты боишься закона…
— Закон здесь ни при чем! — протестующе воскликнула Акияма и стиснула пальцы Акасуны сильнее, доказывая решимость и правдивость своих слов. — Я не убью тебя, потому что я не убийца! Потому что я не чья-то марионетка! Я Акияма Рейко! Акияма Рейко, что любила и любит Асори Накусу! Та, что ненавидит Кукловода! И… Я… я… я… что прощает тебя, Акасуна Сасори.