Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
Безумие. Он заразил город безумием.
Жадный до власти и денег Идзуна с каждым днем забывал о том, что он полицейский и что у него вообще-то где-то есть брат Мадара, который то ли мертв, то ли сбежал.
Спустя месяц реабилитации Учиха попросил Ооцуцуки показать ему видео с Мастером, если такие имелись. Одно все-таки нашлось, и Идзуна просматривал его до дыр, как когда-то читал письмо, не видя ничего общего между человеком на записи и известным ему Обито.
— Ты тоже можешь стать таким, — уверяла Кагуя с улыбкой сестры-милосердия и глазами дьявола-искусителя.
—
— Не только Обито. Ты действительно примешь себе это имя. Но главное — ты можешь стать Мастером.
А Идзуна уже знал, что члены «секты», как он её называл, разыскивают Мастера. Пастве был необходим пастух.
— Но, насколько мне известно, полиция накрыла клуб «Акацуки», где тогда вы собираетесь проводить игры? Новый клуб?
Улыбка секирой натянулась, а глаза сощурились. Ооцуцуки неопределенно пожала плечами, заверив, что на это у неё уже есть свои грандиозные планы, к которым она приступит, как только Учиха даст свое согласие.
И Идзуна согласился. Для него это была игра, всего лишь порыв авантюризма, шуточное приключение, из которого, если он захочет, всегда сможет соскочить. Кагуя и её племянники обучали его премудростям «Мастера», заставляя его не только говорить и ходить как Мастер, но даже думать как великий маэстро. Идзуна за полтора года подпольной жизни под эгидой клана Ооцуцуки не заметил, как вывернул собственную душу наизнанку, позволив Кагуе перекроить её по подобию души Мастера.
Напыщенные, громогласные нотки в разговоре были теперь его амплуа. Вычурные жеманные жесты, резкие и дерзкие выпады. Громогласные, помпезные речи, каких жаждали зрители.
Первым делом они смогли обмануть судью Данзо, который к шоку Идзуны оказался одним из зрителей клуба «Акацуки». Кагуя купила часть его владений под проект Замка Мастера, к строительству которого они приступили.
Следом им удалось обмануть Орочимару и Какудзу, даже не заподозривших подмену. Идзуна прекрасно справлялся со своей ролью, внушив себе, что виной всему — сердце Обито, чья циркулирующая кровь вдохновляла и окрыляла его.
Он полностью слился с маской Мастера, позабыв о существовании Учихи Идзуны, оказавшегося в плену собственных амбиций.
И тогда Мастер вернулся, явив лик в своей нескромной обители. Царь в собственной простирающейся на целый замок клетке.
Судьба смеялась как оскалившийся шакал, упивающийся сладко-металлическим вкусом крови, стекающей по ровному ряду острых клыков. И смех это был истеричным, язвительным припадком. Так смеялась сама жизнь в лицо застывшего Учихи Мадары. Полицейского, переступившего через собственную фамилию, растоптавшего честь, плюнувшего в лицо слепой Фемиде и просмеявшегося над всеми чужими судьбами. И этот плевок вернулся ему обратно в лице единственного родного и всегда любимого человека, который оказался жив.
Учиха Идзуна.
Лжемастер улыбался словно Мадара. Как в кривое зеркало смотрелся старший Учиха, не желая верить единственному глазу. Идзуна мертв. Его убил Учиха Обито. Отключил от аппаратов, поддерживающих на тонкой ниточке
— В чем дело, Мадара, неужели не признаешь родного братца? — С фривольно-распущенной дерзостью Идзуна откинул ненужную более маску и прошел вперед, распростерев объятья. — Я вот по тебе почти соскучился!
— И-идзуна? — сколько боли и страха таилось в голосе Мадары — непривычно тихом и надломленном, как расстроенный рояль.
— Собственной персоной! — щелкнул пальцами Идзуна и хлопнул в ладоши. — Каюсь, каюсь! Мне следовало выйти с тобой на связь! Но, видишь ли, у Мастера столько забот! Гостей встречай, пытки придумывай, речи толкай! Ни минуты свободой на себя самого!
— Идзуна? — тупо переспросил Мадара.
Идзуна удивленно заморгал, вид Мадары пугал: побледневший, как смертельно больной на своем смертном одре, голос хрипел так, словно горло сжали в тиски безжалостные пальцы. Он смотрел на Идзуну как-то по-идиотски, уставившись, как малый ребенок, разглядывающий восьмое чудо света. Приоткрыв сухие потрескавшиеся губы с такой скептичностью, презрением и в тоже время надеждой, Мадара так вглядывался в его лицо, что Идзуну передернуло.
— Да я это, я, — беспечно подтвердил Учиха-младший и схватил Мадару за руку — в доказательство, что он не призрак и не больное видение.
— Но почему?
— Почему? Наверное, следует начать с как. Видишь ли, Обито меня спас! Старый добрый Обито, он завещал мне свое сердце и вместе с ним передал свой «бизнес», свою бессмертную волю и верных сподвижников. Он знал, что только я смогу поднять из пепла его идею! Кагуя все это время заботилась обо мне, помогла восстановиться после операции, обучила и показала, что к чему, чтобы быть истинным Мастером.
— Кагуя? — все тем же оторопелым, тупым тоном переспросил Мадара и отдернулся от руки родного брата, как от укусившего огня. — Ооцуцуки Кагуя? — воскликнул он в гневе.
— Ну да, три годика назад она сказала, что ты вел дело Потрошителя, а после небольшой аварии пропал без вести, но по слухам жив и здоров. А вскоре я и сам навел справки о том, что с тобой все в порядке.
— Если ты знал, почему не нашел со мной встречи?
— Почему, зачем, как. К чему эти вопросы, у тебя была своя жизнь, у меня — своя, не вечно же мне ходить за твоей пазухой, как малое дитя!
Вспыхнувшая ярость заклокотала в груди бывшего Неведомого. Мадара схватился за сердце, пронзенное острым невидимым клинком. Он задыхался. Сильно билось его сердце и сильно волновались его мысли. Ему стало душно и тесно. Побледневший рассеянный и напуганный Мадара походил на раненного человека, вытерпевшего сильную физическую боль. Его брови были сдвинуты, губы сжаты, а воспалённый взгляд лихорадочного блестел. Сжимая лацканы пиджака, он смотрел под ноги, нечленораздельно хрипя.
Идзуна угрюмо нахмурился, как обидевшийся на своего родителя ребенок, сюрприз которого не оценили по достоинству.