Кукушки Мидвича

Уиндем Джон

Полковник Лэтчер прочистил горло.

– Два моих офицера полагают, что зона скоре всего имеет форму полусферы, - заметил он.

– Может быть, - согласился капитан, - а может быть, ромбоида, или додекаэдра.

– Дело в том, - мягко сказал полковник, - что они наблюдали за залетавшими туда птицами и замечали момент, когда зона начинала на них действовать. Они утверждают, что граница не поднимается вертикально, как стена, то есть это определенно не цилиндр. Очертания зоны слегка сходятся кверху, и отсюда они делают вывод, что это либо купол, либо конус. Офицеры считают,

что зона наверняка имеет форму полусферы, но они имели дело со слишком маленьким сегментом слишком большой дуги, чтобы утверждать точно.

– Что ж, это первый результат за последнее время, - заключил капитан.
– Если они правы насчет полусферы, то ее полюс находится примерно в пяти тысячах футов над центром. Надо полагать, у них нет никаких идей, как это точно определить, не потеряв еще один вертолет?

– Вообще-то, - неуверенно сказал Лэтчер, - была одна идея подвесить к вертолету на троссе в несколько сот футов длиной канарейку в клетке и постепенно снижаться... Я понимаю, конечно, что это слегка...

– Нет, - сказал капитан.
– Это мысль. Почти то же придумал и тот парень, который предложил очертить границу зоны.

– Да.
– кивнул полковник Лэтчер.
– Это он и есть.

– Ну что ж, - сказал капитан.
– Может быть, нам удастся придумать что-нибудь получше канарейки, но за идею спасибо. Сегодня уже поздно. Попробуем завтра рано утром и сделаем снимки с наименьшей безопасной высоты, при хорошем освещении.

Наступившую тишину нарушил голос майора из разведки.

– А если бомбы?
– задумчиво сказал он.

– Бомбы?
– переспросил капитан, подняв брови.

– Если сделать все аккуратно, больших повреждений не будет. Никто не знает, на что способны эти Иваны. Может, и стоит рвануть там пару бомб. Не дать этой штуке уйти и взглянуть на нее поближе.

– Пока это слишком крутая мера, - заметил шеф полиции.
– Если можно, лучше ее не трогать.

– Может быть, - согласился майор, - но тем временем мы позволяем ей делать то, что ей заблагорассудится, а нас она к себе не подпускает...

– Не понимаю, что вообще можно делать в Мидвиче, - вмешался другой офицер.
– Наверное, у них вынужденная посадка, и они поставили этот экран, чтобы им не мешали заниматься ремонтом.

– Но там Ферма...
– робко сказал кто-то.

– Чем скорее мы получим разрешение вывести эту штуку из строя, тем будет лучше, - произнес майор.
– В любом случае, на нашей территории ей делать нечего. Но главное, конечно, не дать ей уйти. Наверняка, тут много интересного. Не говоря уже о ней самой, этот эффект экрана может оказаться полезным. Я бы посоветовал сделать все возможное, чтобы до нее добраться, желательно, конечно, не повредив, но если придется, то...

Затем последовала серьезная дискуссия, но я помню лишь, что было решено каждый час пускать осветительные ракеты, а утром - попытаться сделать с вертолета более информативные фотографии.

Я не мог понять, какое имею ко всему этому отношение - и какое отношение к этому имеет Бернард, поскольку за все время совещания он не сказал ни слова. На обратном пути я спросил:

–

Можно поинтересоваться, что тебя связывает с этим делом?

– Можно. Профессиональный интерес.

– Ферма?
– предположил я.

– Да. Нас очень интересует все необычное, что происходит в ее окресностях. А сейчас происходит именно необычное, согласен?

Как я уже успел догадаться, "нас" означало либо военную разведку в целом, либо отдел, в котором он работал.

– Я думал, что для таких вещей у вас есть специальные подразделения.

– Есть разные точки зрения, - туманно ответил он и сменил тему.

Нам удалось снять для Брнарда комнату в "Орле", и мы пообедали втроем. Я надеялся, что после обеда он выполнит свое обещание "объяснить позже", но, хотя мы говорили о самых различных вещах, в том числе и о Мидвиче, Бернард явно избегал каких-либо упоминаний о своем профессиональном к нему интересе.

Но все равно, вечер получился прекрасным, и я удивлялся, как мог забыть старого друга.

Дважды за вечер я звонил в полицию Трейна, узнать, не изменилось ли что-нибудь в Мидвиче, и оба раза мне отвечали, что изменений почти нет. После второго звонка мы решили, что дальше ждать не имеет смысла и, допив последний бокал, разошлись.

– Приятный человек, - скаазла Джанет, когда я закрыл дверь нашей комнаты.
– Я боялась, что вы устроите эдакую милую встречу старых бойцов; для жен это совершенно невыносимо; но вышло иначе - по другому и хорошо. Где вы были днем?

– Сам удивляюсь, зачем я ему понадобился, - признался я. Наверное, у него были какие-то планы, но пока он их скрывает.

– Действительно, странно, - сказала Джанет, словно только что осознала происшедшее.
– И он ничего вообще не сказал о том, что это может быть?

– Ни он, ни остальные, - заверил я ее.
– Единственное, что им известно - это то, что могли сказать им мы: экран действует мгновенно, и никаких последствий не остается.

– Ну, хоть это обнадеживает. Будем надеяться, что в поселке никто не пострадал больше, чем мы, - сказала она.

Утром 28-го, когда мы еще спали, офицер метеослужбы сообщил, что туман над Мидвичем рассеивается, и экипаж из двух человек поднялся на борт вертолета. Им подали клетку с парой хомяков, и вертолет с шумом взмыл в воздух.

– Они уверяют, - сказал пилот, - что на шести тысячах футов вполне безопасно. На всякий случай, начнем на семи. Если пройдет хорошо, будем потихоньку снижаться.

Наблюдатель установил свои приборы и занялся игрой с хомяками, пока пилот не сказал:

– Порядок. Теперь опускай их, отметимся на семи тысячах.

Клетка пошла вниз, и наблюдатель отмотал около трехсот футов троса. Вертолет сделал круг. Пилот сообщил земле, что собирается пролететь над Мидвичем, и наблюдатель лег на пол, следя в бинокль за хомяками, которые чувствовали себя прекрасно и безостановочно бегали по клетке.

– Эй, шкипер, - позвал он.

– Что?

– Та штука, которую мы собирались фотографировать, у монастыря...

– Ну так что с ней?

– Или это был мираж, или она улетела, - сказал наблюдатель.