Кукушки Мидвича

Уиндем Джон

– Естественно, я спросила ее об этом. Так вот, и поселок, и Ферма могут сколько угодно спорить о том, кто из них несет ответственность; ее же это никак не касается. Она отказывается что-либо платить, поскольку считает, что факт оплаты может быть признан косвенным доказательством ее вины. Тем не менее, миссис Дорри или какая-нибудь другая добрая душа, которая согласится приютить ребенка, будет получать два фунта в неделю. Деньги будут посылаться анонимно и нерегулярно.

– Ты права, дорогая. Эта женщина действовала вполне обдуманно и постаралась все предусмотреть. Что будет, если отказ от ребенка сойдет ей с

рук? Кажется, закон предусматривает какую-то ответственность? Ты не знаешь, как это делается? Сотрудник социального обеспечения обращается в суд?

– Не знаю, но она предвидела и это. Она готова отстаивать свои интересы в суде, и утверждает, что медицинская экспертиза докажет, что ребенок не может быть ее; из этого будет сделан вывод, что она оказалась в роли матери-носительницы без своего ведома и согласия, а значит, и не может и нести ответственности за ребенка. Если такой ход не удастся, она возбудит дело против правительства, обвинив его в халатности, из-за которой ее здоровье было подвергнуто опасности; или это может быть обвинение в потворстве насилию или даже в сводничестве - она пока не уверена.

– Еще бы, - сказал Зеллаби.
– Должно быть, весьма интересно построить такое обвинение!

– Мне показалось, она сомневается, что до этого дойдет, заметила Антея.

– И она совершенно права, - согласился Зеллаби.
– Мы из кожи вон лезли, пытаясь сохранить все в тайне, а подобное судебное разбирательство станет манной небесной для журналистов со всего света. Надо полагать, доктор Хаксби придет от этого в восторг. Бедный мистер Кримм и бедный полковник Уэсткотт. Боюсь, они будут очень обеспокоены. Интересно, хватит ли здесь их влияния?..

Он на мгновение задумался и продолжал:

– Дорогая, я только что говорил с Аланом о том, чтобы он забрал отсюда Феррелин. Теперь это, похоже, становится еще более срочным. Как только поступок Маргарет Хаксби получит огласку, ее примеру могут последовать и другие, как ты думаешь?

– Некоторые - да, - согласилась Антея.

– А если предположить, что в скором времени бегство из Мидвича станет массовым, то не потребуются ли определенные меры, чтобы его остановить?

– Но если, ты говоришь, они не хотят огласки...

– Дело не в огласке, дорогая. Меня интересует, что произойдет, если окажется, что Дети так же не желают оставаться в Мидвиче в одиночестве, как они не желали, чтобы их отсюда увозили?

– Но не думаешь же ты...

– Я ничего не думаю. Я просто пытаюсь поставить себя на место кукушонка. В такой ситуации я сопротивлялся бы всему, что, по моему мнению, уменьшало бы заботу о моем комфорте и благополучии. Чтобы это уяснить, не надо быть кукушонком. Ты, конечно, понимаешь, что я только высказываю предположение, но мне очень хотелось бы, чтобы Феррелин не оказалась здесь в ловушке, если что-либо подобное произойдет.

– В любом случае, ей лучше уехать, - согласилась Антея.
– Для начала - хотя бы на две-три недели, пока мы не выясним, что же здесь все-таки происходит, - сказала она Алану.

– Хорошо, - сказал Алан.
– С этого я и начну. Где она сейчас?

– Я оставила ее на веранде.

Зеллаби и Антея смотрели, как Алан пересекает лужайку и исчезает за углом дома. Гордон Зеллаби вопросительно взглянул на жену.

– Я не думаю, что Феррелин будет

сильно против, - сказала Антея.
– Она хочет быть с Аланом, и уехать ей мешает лишь одно - чувство долга по отношению к ребенку. Из-за него она очень страдает.

– Она в самом деле привязана к мальчику?

– Трудно сказать. В такой ситуации на женщину очень давят традиции и общественное мнение. Боязнь осуждения толкает их на проторенный путь. Чтобы взяли верх личные убеждения, нужно время.

– Так как же с Феррелин?
– напряженно спросил Заллаби.

– О, с ней все будет в порядке, я уверена. Просто она еще не может решиться. Ты же знаешь, столько ей пришлось испытать; она перенесла все тяготы и неудобства, вынашивая ребенка, как своего собственного, а теперь ей предстоит осознать, что он - ч у ж о й, что она для него только "приемная мать". Это серьезно.

Антея замолчала, задумчиво глядя вдаль.

– Я каждый вечер произношу благодарственную молитву, - добавила она.
– Не знаю, слышит ли ее Бог, но я хочу, чтобы он знал, как я благодарна.

Зеллаби взял ее руку, и несколько минут они сидели молча.

– Удивляюсь, - заметил он спустя некоторое время, - как могла возникнуть столь глупая и невежественная метафора, как "Мать Природа"? Ведь Природа безжалостна, отвратительна и жестока, хотя некоторые утверждают, что без этого не возникла бы цивилизация. Мы считаем жестокими животных, но даже самые свирепые из них покажутся ангелами, если представить себе жестокость людей, например, на тонущем корабле. Нет глупее иллюзии, чем то ощущение уюта, которое возникает от слов "Мать Природа". Чтобы выжить, вид должен бороться, и он будет ради этого делать все, даже самое отвратительное, разве только какой-нибудь другой инстинкт не окажется сильнее инстинкта самосохранения.

– Тебя что-то мучает, Гордон, - озабоченно сказала Антея.

– Да, - признался Зеллаби, - я думаю о кукушках. Кукушки чертовски настойчивы в своем стремлении выжить. Настолько настойчивы, что если твое гнездо занято, у тебя остается только один выход... Я, как ты знаешь, гуманист; ни жестким, ни, тем более, жестоким меня назвать нельзя...

– Конечно, Гордон, - кивнула она.

– Более того, я цивилизованный человек. И поэтому не могу заставить себя одобрить то, что сделать необходимо. Впрочем, даже если я в душе соглашусь с тем, что иного выбора нет, не согласятся окружающие, и они мне этого не простят. И значит, мы, как бедные пеночки, будем выкармливать и пестовать чудовище, предавая тем самым свой собственный род. Странно, не правда ли? Мы запросто можем утопить выводок котят, которые ничем нам не угрожают, но будем заботливо растить эти создания...

Некоторое время Антея сидела неподвижно, потом повернулась и долгим пристальным взглядом посмотрела на мужа.

– Ты д е й с т в и т е л ь н о уверен, что другого пути нет, Гордон?

– Да, дорогая.

– На тебя не похоже.

– Я уже говорил об этом. Но и в подобной ситуации я оказался впервые. Мне пришло в голову, что правило "живи и давай жить другим" применимо лишь в определенных границах - пока оно подразумевает некое покровительство. Когда же я почувствовал - чего никогда ранее не случалось - что под угрозой оказалось мое положение венца творения, этот тезис сразу перестал мне нравиться.