Кузьма Минин на фоне Смутного времени
Шрифт:
22 октября 1612 г. русские ополченцы взяли приступом Китай-город. А 26–27 октября (по ст. ст.) произошла капитуляция польско-литовского гарнизона Кремля, оголодавшего и потерявшего человеческий облик.
Опасаясь насилия со стороны казачества, участвовавшего в Первом земском ополчении, московские бояре, сидевшие в Кремле в осаде, обратились не к Трубецкому, а к Пожарскому и Минину, дабы «пожаловали их, приняли без позору»{488}. Точно так же поступило в момент капитуляции и польско-литовское командование. По информации Иосифа Будилы, командира польско-литовского гарнизона, имущество у пленных после капитуляции гарнизона Кремля 7 ноября 1612 г. принимал Кузьма Минин, стремившийся не допустить разграбления его казаками{489}.
Кое-кто из посадских торговых людей, подобно Минину, также проявил себя в годы Смуты на военном поприще. Например, торговец Федор Федулов командовал псковскими ратными людьми, изгнавшими в 1614 г. шведов из Гдова{490}.
С сентября 1612 г. и до выборов нового царя в феврале 1613 г. во главе земского правительства фактически находился триумвират в составе Трубецкого, Пожарского и Минина. Хотя почти все обращения в этот период делались от имени дуумвирата — Трубецкого и Пожарского, без хозяйственно-организаторской деятельности Минина объединенный Совет всея земли обойтись не мог. В грамоте, доставленной 11 ноября 1612 г. на Белоозеро и информировавшей об объединении двух ополчений, говорилось: «…У бояр и воевод у князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого да у столника и воеводы у князя Дмитрея Михайловича Пожарского, розряды были розные, а ныне, по милости Божьей и по челобитью и по приговору всех нас, стали они в единачестве и укрепилися на том, что им да выборному человеку Кузьме Минину, Московского государства доступать и Российскому государству добра хотеть во всем безо всякия хитрости…»{491}. Минин упоминается в еще одной грамоте того же времени, направленной всему населению Белоозера.
Правда, чаще всего по политическим либо местническим соображениям имя Минина вообще ни в какой форме не указывалось в грамотах Второго ополчения (например, в отписке Д. М. Пожарского в Вологду из Москвы 9 сентября 1612 г., а также в грамоте, отправленной 11 ноября 1612 г. Д. Т. Трубецким и Д. М. Пожарским в Соль Вычегодскую Строгановым){492}. Князь Д. Т. Трубецкой чуть позже не пожелал видеть имя простолюдина Кузьмы Минина среди лиц, подписавших ему жалованную грамоту на владение Важской землей. В глазах феодальной аристократии и даже приказных дьяков Минин по-прежнему оставался посадским человеком. В грамоте, вошедшей в статейный список похода польского короля Сигизмунда и повествующей по-русски, но на полонизированной латинице о ситуации в Москве в конце 1612 г., говорилось: «А делает всякие дела князь Дмитрий Трубецкой, да князь Дмитрий Пожарской, да Куземка Минин». Автором грамоты С. Ф. Платонов считал дьяка Ивана Грамотина, который передавал информацию, полученную от попавшего в плен к полякам смоленского сына боярского Ивана Философова. Примечательно, что далее в тексте грамоты, в отличие от Минина, даже Федор Андронов и Важен Замочников названы не пренебрежительно бытовыми, а полными именами{493}.
Как отмечает Б. М. Пудалов, к началу 1613 г. «вероятно из-за «низкого» происхождения Минина и враждебного отношения к нему казаков, контролировавших в тот период Москву, его влияние ослабело: он исполнял финансовые поручения и наблюдал за имуществом, конфискованным у разных лиц»{494}. Косвенным подтверждением версии о том, что Минин был противником избрания на царство Михаила Федоровича, Пудалов считает отсутствие его имени в списках участников избирательного Земского собора 1613 г. и среди лиц, подписавших принятую на этом соборе Утвержденную грамоту, а также среди членов московского посольства, направленного в Кострому к избранному царю{495}. Скорее всего, для Кузьмы Минина более предпочтительной кандидатурой на царский трон казался его соратник Д. М. Пожарский, если только тот действительно выдвигал свою кандидатуру. После избрания на царство Михаила Федоровича бразды правления от Совета всея земли перешли к царскому правительству. И чиновный статус Минина, оказавшегося в неопределенном социальном положении, заметно снизился. Звание «выборного человека всей земли» в чиновной структуре Московского царства отсутствовало.
Думный дворянин Кузьма Минин
В Утвержденной грамоте Земского собора 1613 г. об избрании царем Михаила Федоровича Романова «ото всего Московского государства выборной человек Кузма Минин» упоминается вслед за боярином Д. Т. Трубецким и стольником Д. М. Пожарским как один из организаторов освобождения Москвы «от полских и от литовских людей», но в конце документа Пожарский почему-то не расписался за своего неграмотного соратника{496}. С избранием царем Михаила Федоровича деятельность правительства Трубецкого — Пожарского — Минина прекратилась. Героев освободительной борьбы стали быстро оттеснять подальше от трона их завистники и недоброжелатели из числа знати, ничем не отличившейся во время борьбы с интервентами. Тем более что Пожарский выступал против избрания царем Романова. Правда, новый царь не мог не отметить заслуги руководителей Второго земского ополчения: во время коронации 11 июля 1613 г. Дмитрий Пожарский стал боярином, а на следующий день была объявлена царская милость и Кузьме Минину. Как записано в дворцовой Разрядной книге 1613 г., «июля в 12 день, на свой государев ангел, пожаловал государь в думные дворяне Кузьму Минина; сказывал думное дворянство Кузьме Миничю думной розрядной дьяк Сыдавной Васильев»{497}. Но должность казначея, руководившего Казенным приказом,
Но как бы то ни было, Минин получил с высоким думным чином право на законных основаниях именоваться с отчеством. Став, однако, Кузьмой Миничем, он утратил фамильное прозвище по имени отца. Не мог он, да и не хотел, именоваться Мясником, тем более что недоброжелатели указывали на его низкое происхождение. Лишь у его сыновей, особенно отказавшихся от отцовского дела, название его ремесла могло путем прибавления притяжательного форманта —ов приобрести форму фамилии: мясник — Мясников, кузнец — Кузнецов, сапожник — Сапожников и т. д. В результате член Боярской думы Кузьма Минич, подобно царю Михаилу Федоровичу, именовался по личному имени и отчеству, но без фамилии.
Пожалование Минина 12 июня 1613 г. чином думного дворянина — случай, безусловно, исключительный, но не единственный в Смутное время. Такой же почести — именоваться с отчеством, подобно феодальной аристократии, — как мы знаем, удостоились чуть раньше от Василия Шуйского купцы Строгановы. Чин думного дворянина считался третьим «по чести» в Боярской думе, после чинов боярина и окольничего. На этот чин обычно могли претендовать только представители родовитого дворянства. В Смутное время, кроме посадского человека Кузьмы Минина, его получили также: от Лжедмитрия I — стрелецкий голова и дипломат Григорий Иванович Микулин и Гаврила Григорьевич Пушкин (предок А. С. Пушкина), ставший одним из персонажей пушкинской трагедии «Борис Годунов»{499}; от Василия Шуйского — воевода, предводитель рязанского дворянства П. П. Ляпунов, от имени польского короля Сигизмунда III, отца королевича Владислава, — Ф. Андронов и Г. Л. Валуев. В «бархатном литовском ящике» архива Посольского приказа в 1626 г. хранился также «лист Гаврила Хрипунова, велено быти в думных дворянех, прислан во 120 (1612) — м году июня в 10 день»{500}.
В декабре 1614 г. Минин значится в списке думных чинов (вслед за окольничими) в грамоте польским панам по вопросу о назначении с обеих сторон съезда для заключения мира между Россией и Речью Посполитой{501}. Правда, теперь его имя в списке официальных лиц, подписавших послание, оттесняется подальше, на девятнадцатое место, а фамилия Д. М. Пожарского стоит одиннадцатой.
Когда возникла необходимость сбора «запросных денег» для уплаты жалованья ратным людям, Минин, как свидетельствуют записи в приходо-расходной книге Разряда 1614/15 г., активно занялся этим делом: 28 сентября 1614 г. он сдал в Разрядный приказ 480 рублей 5 алтын, 22 января 1615 г. — 100 рублей, 1 марта 1615 г. — 44 рубля и 20 алтын{502}.
Сохранились известия о вкладах Минина в Троице-Сергиев и Троицкий Калязин монастыри. Как отмечено во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря,» 7120 (1612) — го году сентября в 29 день дал вкладу Кузьма Минин мерин бур сросл за 16 рублев»{503}. Его сын Нефед 10 марта 1631 г. пожертвовал монастырю 50 рублей. Согласно вкладной и кормовой книге Троицкого Калязина монастыря (1653 г.), Козма Минин в 7121 (1613) г. дал вкладом «ризы камка бела, кармазин; оплечье камка таусинна, сажено жемчугом и канителью… да стихарь камка бела…»{504}.
Разумеется, Кузьме Минину, оставившему навсегда свой прежний мясницкий промысел, нужно было как-то обеспечивать семью. Он вел торговлю; во всяком случае, нам известен один из его приказчиков «Кузьминской человек Минина Петр Матвеев сын татарин», ставший в 1623 г. вкладчиком Троице-Сергиева монастыря{505}. Но думному дворянину требовался более стабильный источник доходов в виде крупного земельного владения с зависимыми крестьянами. Царь Михаил Федорович первоначально пожаловал Минину дворцовое село Ворсма Нижегородского уезда, о чем упоминается в более поздних актовых источниках. В челобитной князя Ивана Борисовича Черкасского царю Михаилу Федоровичу (1618 г.) новый владелец села Ворсмы напоминал, что «то сельцо Ворсма было во дворце; и как ты, государь, пожаловал тем сельцам Ворсмою в поместье Кузьму Минина…»{506}. На 1618 г. поместье Ворсма включало, наряду с селом, 14 деревень и 7 пустошей, а также «двор боярский, двор приказщиков, 2 двора поповских, двор дьяконов, 2 двора Пономаревых, келья проскурницына, 21 келья нищих старцов, 114 дворов крестьянских, а людей в них 117 человек, 107 дворов бобыльских, а людей в них то ж, 52 двора пустых, пашни церковные 25 четвертей, да крестьянские пашни 53 четверти в поле, а в дву по тому ж, да перелогом и лесом поросло пашни в селе жив деревнях и пустошах и в отхожей пустоши в Кожевине 1940 четвертей, сена 1912 копен»{507}. При перечислении доходов с поместий и вотчин в платежной книге 1629 г. Нижегородского уезда отмечалось, что «боярина князя Ивана Борисовича Черкасского с вотчины, что было за думным дворянином за Кузмою Мининым, с села Ворсмы с деревнями» взято за год один рубль 13 алтын и 3,5 деньги{508}. Поскольку царская жалованная грамота не сохранилась, можно лишь предположить, что пожалование состоялось, скорее всего, во второй половине 1613 г.