Летние дни в замке Оберн
Шрифт:
сам.
Джексон коротко рассмеялся:
– Да, и стань пленником! И никогда не возвратишься к семье и друзьям, чтобы
рассказать о своей новой чудесной жизни.
– Пойдем со мной, – повторила она, протягивая тонкую как паутина руку. Лунный свет
сиял на белой коже, поблескивая на кончиках пальцев. – Обещаю, тебе разрешат
вернуться, если ты пожелаешь.
26
27
– И скольким ты давала подобное обещание? – усмехнулся Джексон, но теперь в нем
появилось
сила тянет его к этому созданию, хотя дядя и сопротивлялся: его руки и спина напряглись.
– Всем, кого я пригласила с собой в Алору.
– И сколько из них вернулись в мир людей?
– Ни один, – сказала она, – но ни один и не захотел.
Теперь Джексон перекатился на колени, словно что-то сильно давило на него; было
похоже, что он молчаливо борется с каким-то невероятным желанием.
– И ты думаешь, я тоже не захочу? – сказал он, и я услышала, что его голос звучит
грубо и хрипло. – Ты думаешь, я пересеку границы Алоры с тобой и решу остаться там
навсегда?
Алиора подошла на шаг ближе, все еще протягивая ему руку, но теперь повернула
ладонь вверх, приглашая.
– Ах, Джексон, ты хочешь пойти со мной, – прошептало создание, но даже я услышала
этот шепот. – Ты так давно хотел увидеть мой дом, жить со мной среди красивых людей.
Ты больше не будешь одинок ни одной секунды, мой друг, ты, кто так одинок сейчас, что
ночь за ночью проводишь без сна в компании костра. Ты же видишь, я знаю твое сердце.
Оно полно горечи и сожалений. Пойдем в Алору, и все это исчезнет.
– Я не могу пойти, – низким голосом ответил Джексон.
– Ты хочешь пойти, – сказала она.
– Нет.
– Да. Ты не носишь золота в лесу, Джексон. Почему?
– Чтобы ты стала достаточно неосторожна и подошла ко мне. Еще шаг, и я поймаю тебя
и закую в цепи.
Она приблизилась на шажок, может, два. И только тогда я осознала, что поза алиоры
выглядела такой же напряженной, до боли, как и поза моего дяди, что и ее тянуло к нему с
равной силой. Бледные пальцы алиоры дрожали в собственном призрачном свете, а лицо,
казалось, выражало ее борьбу между ужасом и желанием.
– Настолько ближе, Джексон? Теперь можешь дотронуться до меня?
– Я предупредил тебя.
– Еще ближе? – прошептала она. – Хочешь, чтобы я положила руку тебе на щеку? Это
убедит тебя пойти за мной через реку?
– Если тронешь меня, ты пропала, – сказал Джексон.
– Если трону тебя, а ты без золота, то станешь моим, – возразило создание. – Ты этого
хочешь? Хочешь, чтобы я дотронулась до тебя?
Джексон не ответил.
пошевелиться, ни вздохнуть. Они оба как будто дрожали от неподвластных им чувств,
которые удерживали их на месте и в то же время толкали вперед. Вдруг последовало
движение, слишком быстрое, чтобы я могла уследить за ним. Казалось, Джексон прыгнул
к алиоре, а она отшатнулась, поскольку я увидела вихрь одежд и одеял, и внезапно алиора
оказалась в двадцати шагах от Джексона. Он стоял, тяжело дыша и глядя на нее еще
тяжелее, его руки были прижаты к бокам, а на лице застыло выражение боли.
Она засмеялась.
– Не в этот раз, Джексон, – крикнула алиора, голос донесся издалека и перекрыл шум
воды. – Ни для тебя, ни для меня.
– Я буду возвращаться, – сказал он. – Снова и снова.
– Буду ждать тебя, – ответила она и исчезла.
Да, так она и сделала, исчезла, потому что я не отрывала от нее глаз. Вот только что
была тут, белая и сияющая в переменчивой черноте ночи, а в следующее мгновение
исчезла, не оставив даже искорки. Мой тихий вздох скрыло бурление реки и внезапный
топот Джексона. Он пробежал несколько шагов, будто пытаясь высвободить какую-то
27
28
пугающую силу, и растер ладонями свои руки, словно внезапно замерз. Я не могла сказать,
разочарован ли он, упустив возможность поймать алиору, злится ли, что чуть было не
поддался ей, или испытывает иные непонятные мне чувства, толкавшие его к реке и
обратно. Он не выглядел счастливей или спокойней, когда подошел к огню достаточно
близко, чтобы я увидела его лицо, а я была достаточно умна, чтобы не дать ему понять, что
проснулась.
В конце концов, что можно сказать мужчине после подобной схватки?
Джексон принес несколько сучьев и подбросил в костер, я же была осторожна и лежала
так неподвижно, как только могла. Некоторое время дядя сидел, глядя на пламя, затем
снова лег на землю и завернулся в одеяла. Хотя я еще с полчаса лежала с открытыми глаза,
он не издал ни звука, и я уснула.
Утром Джексон ни словом не обмолвился о своем ночном приключении. Родерик
проснулся первым и одним своим появлением из палатки разбудил нас с Джексоном. Он
крадучись подошел к костру, держа в руках несколько веток, и перестал хорониться, когда
увидел, что мы открыли глаза.
– Как спалось? – спросил он, садясь на корточки и подкладывая ветви к углям.
– Так хорошо, как может спать человек на твердой земле, – остаточно бодро сказал
Джексон. – А тебе, Кори?