Луна 84
Шрифт:
— Прощай, Дэниел, — отвечает Ари.
Стоун вытаскивает флеш-накопитель и разбивает ногами. Рядом стоит только что собранный системный блок. Надо уничтожить и его. Взяв в руки, Стоун бьет его об пол, а затем с яростью топчет. Пнув что есть силы ногой стол, переворачивает его.
— Твою мать! Твою мать! Чтоб тебя!
Успокоившись, он подходит к электрощитку и тянет рубильник. Лампы гаснут — и помещение наполняется мраком. Бросив последний взгляд в темноту базы хакеров, Стоун скрывается в коридоре.
***
—
Стоун открывает глаза. Он снова в какой-то камере, в темном помещении. Руки в наручниках, натянуты цепью к потолку. Он не чувствует коленей.
— Друг, ты как?
Стоун с трудом поднимает голову. Заплывшее, все в синяках лицо освещается тусклой лампой. Отеки и засохшая кровь ухудшают зрение. Человек сидит рядом, привалившись спиной к прутьям камеры. Лицо скрыто в темноте, но по голосу понятно. Никто, кроме Хадира, не обращался к нему так мягко.
— Хадир?..
Стоун приподнимается. Сил не хватает. Он опять опускает голову.
— Ты как?
— Глупый вопрос, мужик. Ты не видишь, как я?
— Извини. Похоже, все плохо.
— Да… Похоже, плохо.
Стоун пытается обернуться. В темноте никого не разглядеть.
— Хадир…
— Что?
— Что произошло?
— Ну… тебя, кажется, побили. — Хадир, улыбнувшись, разводит руками.
— Да нет… Посылка. Где она?
— А, ты про это. Я не знаю.
— В каком смысле? Она же была у тебя! Что в ней было?! — взрывается Стоун.
— Я не знаю.
— Но ты же взял ее? Ты пошел за ней к Питту! Я помню это. Ты пошел с Мэлфотом!
— Пошел.
— И? Где она?!
— Я уже тебе ответил.
— Что ты несешь, придурок… Где эта гребаная посылка?! Они пытали меня, Хадир! Пытали! Из-за посылки! Из-за тебя! Во что ты меня впутал?
— Ты сам себя в это впутал, и пытали тебя только из-за тебя. И тебе самому придется искать решение.
— Какое решение? Им нужна посылка, но я ничего не знаю! Скажи им, пожалуйста… — взмаливается Стоун.
— Мои слова ничего не значат.
— Как, мать твою, не значат?! Ты же знаешь, что произошло!
— Знаю, и ты знаешь. Я тебе верил, Стоун.
Стоун молча смотрит на него. Ему нечего ответить. Двери открываются, входят три охранника.
— Вспомнил, триста третий?
— Я не знаю! Поверьте мне, я не знаю! — вопит Стоун. Один из охранников тянет рычаг — и цепь поднимает Стоуна. Боль в ободранных до крови коленках. Стоун слышит, как они буквально отлипают от пола, оставляя после себя багровые пятна.
— Совсем ничего не вспомнил?
— Нет! Я ничего не знаю! Скажи им, Хадир! Скажи им! Я ничего не знаю о посылке! Пожалуйста!
— Что с ним? — спрашивает один из охранников.
— Доктор сказал, что он был на синтетике.
Второй плюет в лицо Стоуна и включает шокер.
— Нет, нет, нет, нет! Пожалуйста, не надо!
Охранник тычет шокером в грудь. Стоун вопит от боли.
—
Еще один удар током.
— Так у него расщепление? О, тут мы тебе поможем, триста третий! Быстро выведем из тебя это дерьмо! — Еще несколько разрядов по ребрам. — Вроде бы нужно много воды. Ведро сойдет? Скажи, триста третий, на сколько ты можешь задержать дыхание?
Стоун теряет сознание, но его быстро будят, окатив холодной водой со льдом.
— Спросите у Хадира… Спросите у него… Пожалуйста, я ничего не знаю… Он пошел за посылкой! Он пошел!
— Хадир, к сожалению, ничего не сможет нам рассказать, — звучит из-за спин охранников. Они расступаются. На свет выходит начальник Браун. Хадир вяло улыбается Стоуну. — Хадир Тарек, заключенный под номером двести восемьдесят два, был кем-то хладнокровно убит четыре часа назад благодаря тебе, Дэниел Стоун.
— Невозможно! Да вот же… — Стоун осекается. На месте, где сидел Хадир, теперь пусто.
— Мистер Стоун, — слово берет доктор Мейхем. Он не заходит внутрь камеры, а стоит позади охранников. — В вашем организме происходит процесс растворения осевших отложений синтетики. Проще говоря — расщепление. Судя по вашему состоянию, вы сидели на синтетике довольно долго и очень плотно. Галлюцинации — стандартный побочный эффект расщепления. В течение последнего часа вы говорили сами с собой.
— Доктор, они убьют меня… Я больше не могу… Защитите меня… — Стоун начинает плакать. — Они же меня убьют…
— Вас не убьют.
— Они прямо сейчас меня убивают, доктор! — Заметив, что нет никакой реакции, он переключает внимание на высокую фигуру. — Простите меня, начальник Браун! Я не должен был нападать на вас! Я был не в себе! Я не понимал, что делаю!
— Стоун, Стоун, Стоун… Доктор прав. Ты будешь жить. У меня на тебя другие планы. Ты нужен живым. Так уж получилось, что я лучше всех понимаю ценность жизни каждого из вас. И ценность смерти тоже. Если я посчитаю, что твоя смерть того стоит, то я обдумаю варианты... Ну а так, по умолчанию, если тебя что-нибудь и убьет, так это сам «Мункейдж». Завтра ты станешь героем. Снимите его. Он ничего не знает.
Стоун теряет сознание практически сразу, как оказывается в луже собственной крови.
***
Знакомый звук. Зеленый свет лампы. Двери открываются. Два охранника тащат Стоуна по полу. Он не пытается сопротивляться. Нет сил даже оглянуться. Ребер, как и ног, он давно не чувствует. Лицо заплыло сильнее, и вид у него еще более жуткий из-за переливающегося сине-желтого оттенка синяков. Доктор зашил рассеченную бровь и короткий, но глубокий порез на скуле — шрам на всю жизнь. Но самое главное, что Стоун все еще дышит и только об этом и думает. Чудо, но все еще жив. Гребаный таракан, которому что радиация, что потоп — без разницы. Его враг — только подошва ботинка. Подошва ботинка Брауна.