Луна 84
Шрифт:
Павел медленно открывает глаза, смотрит на Стоуна скорее задумчиво, чем раздраженно. Он будто пытается понять: неужели это насекомое умеет разговаривать? Неужели оно решило заговорить с ним? И в таком тоне?
Приступ страха охватывает триста третьего. Не перегнул ли он палку? Вспоминает, что они рядом, но крепко привязаны к столбам. Особой уверенности это не придает. Опомнившись, быстро отводит взгляд.
— А ты просил кого-нибудь его убить?
— Нет. Браун врет. Я не… Я не говорил ни о каких убийствах. Это мой др… — Стоун осекается. Да, ему хотелось бы назвать Хадира другом — но сейчас? В чем смысл? Дружить
— Ты сам ответил на свой вопрос, а теперь заткнись. Через двенадцать минут тот парень умрет. Думай об этом.
— Двенадцать? Ты что, считаешь?
Дикарь не отвечает.
«Этот парень — редкостный подонок», — размышляет Стоун, пытаясь выбросить из головы все, что связано с Гарри, но не может, зная, что тот сейчас лежит на полу, в четырех стенах, со связанными конечностями и с заклеенным ртом — в ожидании смерти.
Через некоторое время Стоун и вся колония слышат ужасное — судорожный стук в дверь карцера. Видимо, Гарри как-то встал или частично освободился. Стоун молит Бога, чтобы это скорее прекратилось, чтобы прекратились муки его соседа.
— Вот что ожидает тебя, — комментирует Павел, — и всех остальных. Смотри и слушай.
— Заткнись! — срывается Стоун. — Заткнись, ублюдок! Заткнись! — Стоун ревет. Не имея возможности вытереть слезы руками, он пытается это сделать плечами. — Ты умрешь раньше меня! Ты должен находиться там! Это ты должен был подохнуть такой смертью, а не он! Понял? Гребаный Дикарь! Ты должен так подохнуть!
— Я знаю, — спокойно отвечает Павел и отворачивается. — Но пока нельзя.
Стоун замирает с открытым ртом, не зная, что еще сказать после такого. Только он наскребает в себе пригоршню храбрости на очередное оскорбление, как Павел его опережает:
— Сейчас ударит током.
— Плевал я на… — начинает Стоун, но напряжение, бегущее по рукам, прерывает его возмущения. Он опять кричит, не в силах это терпеть.
Когда все заканчивается и он приходит в себя, всякое желание оскорблять Павла исчезает. Исчезает само желание жить.
Гарри больше не слышно.
Сигнал. Двери распахиваются, заключенные выходят на обед. Стоуна в очередной раз поражает разряд, но он уже ничего не чувствует. Он не знает, сколько тут висит. Иногда пропадает понимание, где он висит и висит ли вообще. Он будто плывет где-то в космической невесомости. Теперь ему понятна реакция Павла на электричество: тот, вполне возможно, здесь с утра и давно перестал чувствовать что-либо.
Стоуну в лицо прилетает какой-то легкий, но твердый предмет. Он резко просыпается. В ушах теперь шумит. С трудом разбирает ругательства в свой адрес. В Дикаря никто не решается ничем кидаться — оскорблений вполне хватит, ведь его закрытые глаза еще не означают, что он спит, да и оковы не вечны. Самсуров скоро вернется. Снова будет живым мертвецом расхаживать среди них, по обыкновению смотря куда-то сквозь заключенных, сквозь стены «Мункейджа». И тогда, вполне возможно, придется отвечать за свои поступки. И даже за слова.
Стоун пытается разглядеть в собирающейся очереди Оскара и Бена, но у него не хватает сил концентрироваться на чем-то. Хочется уснуть. Надолго.
С пятого этажа доносится шум. Два охранника поднимаются. В руках у одного из них черная сумка. Они сигнализируют смотровой —
Стоун следит за входом, надеясь, что сокамерник просто появится как ни в чем не бывало и пойдет в свою старую камеру, чтобы лежать дальше, проклиная себя и весь свет. Но его нет.
Охранники заходят и пропадают в темноте. Павел также следит за происходящим. Они провожают глазами подонков в черной форме, выходящих из камеры с мешком для трупов в руках — в нем угадывается бездыханное тело. Спускаются. И через всю территорию второго сектора, разрезая толпу по диагонали, идут к воротам, где выстроились заключенные, готовые выйти на обед. Некоторые, не выдержав, отворачиваются, на лицах других страх и растерянность. Труп выносят первым, затем движение в сторону столовой открывается для всех.
После обеда стартуют Терки. Вначале все пытаются обходить участок территории у забора, где установлены столбы с провинившимися. К середине отведенного на Терки времени становится очевидным, что эффективность «работы» падает. Осмелев, заключенные начинают игнорировать столбы позора — и привычная активность плавно возвращается.
Никто из тех, кто проходит внизу, не решается бросать в лицо Дикарю оскорбления. Жалкие попытки задеть его то и дело доносятся из безликой толпы, но Дикаря они совершенно не волнуют. Да и сам источник ругательств, высунув на секунду голову, мгновенно ныряет обратно в толпу. Стоун в первый час на столбе размышлял о том, как было бы круто столкнуть Дикаря и отдать на съедение волкам, но, заметив, что волки эти вовсе не волки, а гиены, он понимает, что толку не будет. Даже лежащего на земле изувеченного зверя они не попытаются добить. Стадо трусов.
Стоун теряет силы. Ему тяжело оставаться в сознании. Несколько раз в толпе ему мерещится Хадир. Его лицо мелькает — и тут же теряется. Иногда Стоуну кажется, что все это сон и надо проснуться. Да, Стоун провинился и висит на столбе позора, но Хадир жив. И тогда он начинает судорожно бегать взглядом по толпе, надеясь его найти, надеясь раскрыть всем правду. Ведь если Хадир жив, то и ему тут не место. А то, что происходит сейчас, — это просто театр, чья-то шутка. Просто гребаная шутка.
После очередного разряда током Стоун решает ради интереса провести анализ своего физического и морального состояния. «Отсутствие сна, голод, жажда, потеря крови, сотрясение мозга, ребро… Интересно, думает ли кто-нибудь о том, как я все еще не сдох? А если я умру, то что сдастся первым? Тело или разум?»
— Разум. Удары током, — вставляет Павел. Стоун смотрит на него удивленно. — Электричество влияет на мозг, — поясняет тот. — Влияет на психику, на сон. Первой сдает голова.
Стоун размышляет, сколько всего он произнес вслух, считая, что говорит про себя. Кажется, за последний час он нашел себе классного собеседника и успел много чего обсудить. А кто это был? А был ли вообще? «Дикарь слышал все или только концовку? Даже сейчас я говорю вслух?»
Теперь реальность — довольно расплывчатое понятие. Вполне возможно, Стоун до сих пор там, в темной клетке, или уже мертв. Гарольду и Хадиру можно, а ему нет? А с чего бы ему жить? Чем он это заслужил? Хадир знал про посылку, а Стоун тут при чем? Браун оставил его в живых, чтобы посмотреть, как его растерзает толпа? Таков изощренный план начальника-психопата?