Любовь нам все прощает

Иголкина Леля

— Это ведь он? — вытягиваясь по-змеиному к моему лицу, тихонько спрашивает. — Твой Сергей, Сережа.

— Да-да. Только он, Сергей Смирнов, больше никого и ни с кем, — еще и для увесистости утверждения из стороны в сторону, отрицая все, мотаю головой.

Мать хмыкает и улыбается:

— Чего тогда? Вообще все просто! Сообщила и…

— А вдруг он против?

— Ты этого не знаешь и потом, для того чтобы убрать глупые сомнения и неуверенные «вдруг», «если», «абы да кабы», надо четче формулировать сообщение! Жень, ты выбрала его, значит, были причина, веский повод, планы, блуждающие мысли… Наверняка мечты!

«Вы беременны! Абсолютно точно! Вне всяких сомнений! Осмотр, анализ, УЗИ, даже ваш внешний, словно внеземной, вид. Все

признаки! Видимые, невидимые, показательно-доказательные, эмпирические и теоретические! — Но я не понимаю, как это вообще возможно! — Вы живете половой жизнью? — Я… — Регулярно? — Но… — Стопроцентная гарантия от интересного положения и инфекций, передающихся половым путем, — старательное избегание тех самых сексуальных контактов с противоположным полом, в идеале — старомодная фантомная девственность, полное отсутствие интимной жизни и опыта, как таковых. — Господи! — Тише-тише. Седативное? — Что? А, нет-нет, спасибо. Я сейчас приду в себя или, по крайней мере, попробую, сделаю дохлую попытку и слабенькую видимость. — Как пожелаете! — Но я ведь делала тест. Все правильно и по инструкции. Два раза! Не мог же он… Господи! — За что Вы переживаете? За физическое состояние малютки? Или, что поздно обратились? Спешу утешить — не поздно, все вовремя и по протоколу. Первая беременность — могли, ха-ха, хи-хи, вообще все проспать. И потом, я не вижу патологий для такого маленького срока и для Вашего физического состояния и развития малютки. Вы щуплая, немного изможденная, но все это легко исправить. Прекрасный климат, здоровое питание, улыбка на лице, мужская поддержка и ребенок будет кокетничать при каждом ультразвуковом осмотре. Вы мне верите? — Да-да, да-да, да-да! Я ведь ничего не отрицаю и соглашаюсь с выводами… — Евгения, я могу к Вам так обращаться? — Да, конечно. — Вы беременны! По всем показателям — тот срок, который я в карточке указал. — Меня, конечно, штормило дома, голова кружилась, но ведь месячные не прекращались… Не пойму, я не… А что теперь? — Я выписываю направления на обследование и рецепты на витамины и иные препараты. Слабенький организм! Вы понимаете, что Вам говорят? — Да, конечно! У Вас великолепный, просто превосходный русский! Словно… — Потому что я оттуда. — Тут? — Да, так исторически сложилось. Ничего не попишешь! Значит, так… — Я могу летать? — То есть? — Мне нужно обратно, к отцу ребенка. Я здесь вынужденно в гостях. — Так он не с Вами? — Увы. Так вышло. — Как правило, до тридцатой недели, плюс-минус, одна-две, Вы можете летать даже без медицинской справки. — Хорошо. Фух-фух! — Но я все-таки советую немного повременить. Давайте Вы чуть-чуть поправитесь и оперитесь, начнете ярче улыбаться, немного свыкнетесь с новой ролью, будете уверенно себя вести, как кругленькая беременная смешливая женщина… — Я слишком нервная, злобная и тощая? Да? — Вы неспокойная и мнительная, хрупкая, изящная, задумчивая и немного грустная, но не нервная и не худая, и уж никак не злая. Нет-нет!».

— Я его обманываю, как ты думаешь? — сжимаю ручки своей сумки и непроизвольно завязываю их бантом. — Это ложь? Я скрываю? И это очень плохо?

— Если он отец, то должен знать. Да, детка, это не очень хорошо, по меньшей мере, слишком странно. У вас с этим мужчиной все нормально? У него есть права и потом…

Все ли нормально и как наши дела? До двухнедельного сумбурного известия все было замечательно, как говорится, не к чему придраться и негде нос комарику подточить. Если бы не регулярные вопросы о сроках экстрадиции в родные земли!

— Он говорил, что не планирует иметь детей в ближайшем будущем?

— Не вижу связи со словами «должен знать» и «не планирует». Разве есть? Поправь меня!

Молодец, «Евгения»! Да ты ловко все сложила, но мама, похоже, все-таки права. А я, к тому же, еще и трусиха ко всем своим иным достоинствам. Ношу под сердцем маленькую жизнь, но боюсь об этом ее «создателю» сказать.

— Если хочешь знать, что я думаю по этому поводу, — она периодически поглядывает

на меня, а я болванчиком утвердительно киваю, — то я несказанно рада, что буду бабушкой этому малышу. Женька, нет ничего прекраснее, чем узнать от собственного ребенка, что он сам уже готовится стать родителем. Это ведь не описать тремя-четырьмя словами — «Ах, как я рад!»; это следует прочувствовать, переспать с этим, прожить хотя бы один денек, чтобы внедрится в общество будущих беспокойных бабушек и дедушек. Твой отец будет на седьмом небе от счастья… Я в этом убеждена!

— Ты ему об этом рассказала? — таращусь на нее.

— Нет, детка. Это тоже твой, — смеется, — «хромой конек»! Все в твоих руках!

— Помоги мне, — скулю и строю жалостливую рожу.

— С чем?

— Что следует сказать?

— Конспект решила написать? Обойдешься. Импровизируй, ребенок. Не утаивай, говори, что и как есть. Не забудь упомянуть о своих чувствах и состоянии в связи с этим. Будь искренней, самой собой, и не волнуйся. Значит так, — поднимается с насиженного места. — Сейчас два часа дня, значит… Сколько там?

— Десять вечера.

— Подходит? — подмигивает и усмехается.

— Для чего?

— Время для твоего Сергея не детское, он не спит?

— Я не знаю.

Мать замолкает и странно опускает подбородок, формируя на шее не одну жировую складку, словно у огромной старой жабы. Еще чуть-чуть и родительница с огромным хищным грозным «кваком» накинется на меня.

— Идем домой! Мне кажется, ты перегрелась, младшенькая Рейес. Слишком взрослая маленькая дочь. Свяжись и поговори с ним. А еще лучше, пусть он к нам приедет, если…

Примет этого ребенка?

— Захочет! Как тебе такой «конспект»?

Хорош! Однако, я все-таки добавлю маркерные стикеры-закладки.

Сижу перед компьютерным экраном, как проклятая, по-моему, третий час. Там полночь и немного больше — Смирнов, по-видимому, уже вне зоны доступа, надеюсь, что Сережа спит и видит свой десятый сон? Напишу сообщение и вся недолга. Действительно, чего тянуть!

«Прости, Сереженька. Тук-тук!». Нажала кнопочку и с облегчением вздохнула. Справилась! Отправила и дергаю ногами в бешеной трясучке, солируя на эксклюзивном выходе в быстром фуэте. Теперь стоит написать, что…

«Не спишь, кубинка, без меня сон не идет? Погладить грудку, пощипать сосочки, клитор пососать?». Вздрагиваю и таращусь в три дебильных стикера, которые он высылает мне с походом, после основного сообщения:

«Лижу-выкручиваю-дергаю! Чуток грызу! Зажать?».

Озабоченный мерзавец! Что это такое? Я настроена сегодня на серьезный разговор — заигрывания точно надо прекращать, опять ведь ничего серьезного не выйдет.

«Мне нужно кое-что сказать, Сережа. Ты не сильно занят?» — ни к чему особому не располагающее простое предложение.

«Возможно видео? Фидель, великий грозный старший брат, не бдит? А предки спят? Возможно восемнадцать плюс, м? Уа-уа-уа, йе, йе, йе! Я бы поднатянул малышку на себя! Сколько там на ваших трансатлантических часах? Тебе вдруг зажелалось обыкновенного интеллектуального или задушевного общения? Или тупо подрочить в эфире, а? Сегодня я на все готов, малыш! Не очень, правда, выгляжу. Я не одет и эспаньолку отрастил слегка!». Теперь в эфире гробовая тишина, но на закуску телефон трещит тремя покатывающимися от смеха безобразными порно-смайлами.

Что за дела?

«Сергей, ей-богу, перестань, пожалуйста. Нам надо о другом поговорить…». Отправила и сложила на коленях вздрагивающие в припадке руки — святая простота!

Растираю виски, а затем вдруг обнимаю себя за немного округлившийся — или мне так кажется — живот. Подаюсь вперед и утыкаюсь носом в собственную веб-камеру:

— Черт, черт, черт! Как сказать? Ну, как?

— Жень, — мужской охрипший голос с отсутствующим видео зовет откуда-то из подземелья. — Раз, раз! Один, два! Проверка звука! Sound check! C’mon, c’mon! — дебильный смех и снова странный счет. — Раз, два! Где ты, чика? Привет-привет!