Любовь нам все прощает
Шрифт:
Отстраняюсь от нее и, осмотревшись по сторонам, выруливаю в общий автомобильный ряд.
— Замуж выйдешь за меня, чикуита?
— Ты хочешь именно сейчас услышать мой ответ? Здесь, в машине, когда ты набираешь скорость? А вдруг мы разобьемся?
— Не каркай и не нагнетай, Рейес. Или ты отчаянно желаешь испытать кинематический момент? Так, да или нет? Евгения Рейес — жена Сереги-СМС?
— Сереженька… Это из-за моего положения? Пожалуйста…
— Да или нет? — сверкаю взглядом, но Женьку не полосую возбужденными глазами, упорото уставившись в лобовое, терпеливо жду ее ответ. — Да или нет! Простенькая, совсем не олимпиадная задачка, Рейес. Выборка из жалких двух позиций, и твой ответ… — постукиваю пальцем по рулю,
— Да, Сергей.
Зеленый, зеленый, везде зеленый свет. Прекрасно! С улыбкой на своем лице и с Женькиной рукой в ладони подруливаю к дому старших «упырей». У них, похоже, непредвиденные посетители, или все же родительский дом полон долгожданных гостей? Что за незнакомая машина, припаркована перед воротами? Останавливаюсь нос к носу с ней и рассматриваю номерной знак и черный облик в целом. Нет! Это стопудово не дружочек Юра и не смурной Андрей! Уж точно не Смирняга, я вот тоже как бы на своей кобыле прикатил к предкам в гости. Кто тогда? А может этот транспорт… Не родительских друзей?
Егор? Возможно, что Егор? Точно! Он! А если он с женой? Петровы? Что им тут понадобилось? Стоп! Тот генетический анализ, сокращенный срок, окончательный результат и встреча с потерянным по странному стечению обстоятельств внуком родителей Антохи? Вполне! Значит, все же правда. Погибший друг оставил после себя ребенка, которого назвали в честь меня — Сергей! Это… Твою мать! Сейчас, похоже, самое время про кое-что нехорошее вспомнить:
«Ты все ей рассказал? Ничего не забыл? А кто все эти люди здесь? Ну! Она ведь точно ждет. Ответь!».
Машина с темными, чересчур тонированными, стеклами — там ни хрена не видно, но я почему-то абсолютно уверен в том, что на переднем кресле сейчас находится тетя Катя, мать Антона. Вот же она, сидит спокойно на месте пассажира, рядом со своим печальным мужем, со скрещенными мертвенно бледными руками, уставившись, как заколдованная, перед собой, рассматривает нас с кубинкой, внимательно изучает мою машину, наверное, уже пакует долбаные версии, кто такая Женька, кто чика для меня, как много она для меня значит и почему мы с ней?
— Женя… — заикаясь, начинаю говорить.
— Что-то случилось?
Она вздрагивает и сжимает мои пальцы.
— Кто это? Что происходит? Мы не вовремя? Давай уедем.
— Я хочу тебе еще кое-что сказать. Только… Ничего страшного. Тише-тише.
Или нет? Во всем этом дерьме однозначно что-то конченое есть.
— Ты меня сейчас очень сильно пугаешь, Сережа. Это нехорошее?
Как посмотреть! Похоже, у меня есть еще один секрет!
И в этот «самый подходящий» момент из кованых ворот отеческого дома вываливает практически траурная неторопливая процессия: Егор, рядом мой отец и вместе с ними сука-Фильченко со своим мальчишкой.
— Это… Почему они с Максимом Сергеевичем? Ваши родственники? Ты… Почернел. Тебе плохо?
— Женя, пожалуйста, послушай… Спокойно.
— Господи, Сергей! — выкрикивает и тут же прикрывает рот двумя ладошками. Испуганными и выпученными глазенками показывает весь ужас, который хотела бы проорать, да руки не дают.
Мать стоит, как вкопанная, не двигаясь, на крыльце перед входной дверью в наш дом и смотрит на весь этот фарс. По всей ее подобранной и сжатой, как пружина, фигуре словно блуждающий и неизвестный ток сейчас идет. Она натянута струной, отчего ее крохотная фигурка кажется высокой, а острый подбородок гордо вскинут к небесам. Она ведь ждет… Ждет… Ждет свою любимую подругу…
«Ну же! Катя, выйди! Выйди… Я умоляю, выйди, улыбнись и просто подойди к ней!».
«Антон — крестник моих родителей, Женя. — Значит, ты был знаком с ним практически… — С самого рождения. — Ты мне соврал, Сергей? — Нет-нет. — А это кто… — Фильченко Екатерина. — Та девушка? Вернее… А почему она здесь? А этот мальчик? — Он не мой. — Я… ЧТО? — Это
Я должен был сказать ей именно это. Это! Это! И только… Только это и больше ничего! Все остальное абсолютно неважно и за то, что выболтал я однозначно уже прощен. Надо было рассказать все в точности так, как было — не вилять, не скрывать, не выдумывать и не провоцировать новую недосказанность между нами. А сейчас что? Женька поймала меня на, казалось бы, безобидной лжи. Для кого безобидной? Для меня или для нее?
«Я люблю тебя… — … — Женя, я тебя люблю… — Поехали домой, Сергей…»
Глава 26
— Сережа — мой младший сын и поздний ребенок. Так сложилось — тут ничего не попишешь, — хмыкает и пренебрежительно дергает плечами. — Мне было уже тридцать восемь с копейками, а Максиму — сорок и тоже с небольшим довеском. Тяжелые роды, Женя. Очень! Затяжные и мучительные! Сын хорошо трепал меня, а на финал еще и лихо изувечил. С Лешкой, с нашим старшим сыном, три года разницы с Сережей, совсем не было проблем. Странно, но так и есть. Да, долго — несколько часов, довольно нудно, но не больно, или я была моложе и выносливее, но первые роды были строго по протоколу — никаких тебе медицинских ЧС, зато Сергей… — она на несколько секунд с блаженной улыбкой на лице прикрывает заплаканные глаза, зажимает двумя пальцами нос, безобразно всхлипывает, хрюкая, икает, а затем резко поднимает веки и продолжает тяжелый, абсолютно бесполезный, для меня разговор. Если честно, я бы сейчас предпочла немного помолчать, но эта же сама Смирнова, кто ей может в чем-то отказать. — Кесарево сечение, Жень! Общий наркоз, донорский запас крови, нервный муж, первый маленький ребенок, строгий консилиум, непростые и негуманные решения — в общем, все, как заказывали. Но у меня была никем-ничем неперешибаемая цель и мой жуткий характер. Ты же знаешь, Рейес, я как упрусь…
Ждет моего официального подтверждения? Так мне абсолютно нечего ей сейчас ответить. Пусть, что хочет, то и говорит.
— … Сложная операция — сын, видимо, и там держался ручонками за разорванные края моего нутра, тщательно исследовал гаденыш свою мать, препарировал, топтал ножками, дёсенками грыз и матку жрал. Прости, прости, прости… Не слушай этот бред, на меня, видимо, находит. Не могу больше — тяжело, девочка. Слишком! Не по силам мне этот чертов камень. Ах, как сильно голова болит. Ужасный день, просто невозможный. По обстоятельствам, все, что дальше помню, — это выразительный немного потемневший шрам на сморщенном от растяжек пузе и детские мальчишеские пальчики, трогающие «мамин второй ротик». Потом, естественно, были сопутствующие проблемы с женским здоровьем. Об этом не хочу вспоминать и что-то говорить — тебе не надо знать, это личное. Сергей, Сереженька, Серый… Он… Очень долгожданный и чересчур желанный ребенок. Но наши годы с мужем, видимо, как-то отложили отпечаток на него, как на того, с которого принято всегда по полной спрашивать, что бы он ни вытворял. Не знаю, не знаю… Сожалею о многом, но никогда о том, что он был мной рожден… Нисколько, никогда, ни разу, ни в коей мере! Он достойный человек, сильный, умный, способный на поступок… Но слишком беспокойный. Мечущийся. Гиперактивный. Нервный и… Свободолюбивый… К тому же, плохо сходится с людьми. Иногда мне кажется, что он… Всех вокруг себя использует. Словно…