Любовь нам все прощает
Шрифт:
Лады? Такой «профессиональный» сленг. Несколько раз слышала, как курсанты, юные студенты старались подражать в речевых оборотах чумазым ребятам на огромных специализированных машинах, но даже представить себе не могла, что буду отвечать:
— Лады, Тоня, лады… Конечно!
Сейчас Сергей совсем не смотрит на меня. Неосторожно замечаю, как у него дрожат руки и по скулам, сведенным жуткой судорогой, курсируют огромные желваки. Смирнов очень красный, словно у него гипертония, низко опущенная голова, повернутая, как у пристяжной кобылы в бок. Он просто перебирает
— Я…
— Садись в машину, Женя.
— Помоги, пожалуйста.
Торможу перед своей дверью, пытаясь раскрутить Сережу на джентльменский жест. Все выполняет, но взгляд совсем не поднимает на меня. И так все полчаса молчаливого путешествия к нашему дому в искусственном лесу. Перед закрытыми воротами я слышу характерный щелчок автоблокировки дверей. Похоже, что Сергей страхуется — боится, что я снова к речке убегу:
«Нет-нет, больше этого не будет. Но… Что с ним? Что это за поведение? Это… Это… Обида? Злость? Стеснение? Неуверенность? Слабость? Или это… Совесть? Его мужской стыд?».
Машина плавно въезжает во двор и подкатывается к крыльцу. Ворота опускаются, а по периметру двора зажигаются невысокие геометрические фонари-фигуры.
— Сережа…
Уткнувшись лбом в свое окно, руками мой любимый врун ритмично перебирает по рулю.
— Сережа…
— М? — словно от зимней спячки просыпается. — Да?
— Помоги мне, если тебе не трудно.
Может быть, такое простое ухаживание за своей дамой отвлечет его от гадких мыслей, которые сейчас гуляют в его задуренной, но все-таки толковой голове.
Отстегивает свой ремень, снимает телефон, проверяет вещи, забирает сигареты и выпрыгивает зайцем из салона. Обходит нос автомобиля, прищурившись от ближнего света фар, посматривает на фартук и колеса своей машины. Равняется с моей дверью и… Опустив, словно в преклонении, голову, дергает ручку и подает морозный воздух мне в лицо.
Вкладываю свою руку в дрожащую огромную ладонь и опускаю ноги на заснеженную землю.
— Благодарю, — произношу и, оглянувшись на пассажирское сидение, вытягиваю из салона свою сумку.
Переступая с ноги на ногу — ребенок маленький, но шустряк уже немного давит мне на мочевой пузырь, я терпеливо дожидаюсь, пока Сережа осмотрит все и только после этого стараясь от него не отставать, шагаю рядом по направлению к входной двери.
Внутри Смирнов проявляет еще одну галантность — освобождает меня от куртки и, присев на корточки, медленно, сопя, кряхтя, развязывает мои «фигурные» сапоги.
— Спасибо, Сережа.
Нет ответа. Видимо, сегодня ничего другого и не будет.
— Что на ужин хочешь? — пытаюсь заглянуть в лицо, но его словно наковальней придавили, подбородок упирается в грудинную пластину и не отрывается от основания мужской шеи. — Может быть…
— Чика, на твой вкус.
Ни шуток, ни подколов, ни ухмылок, ни шлепков, щипков по заду, ни жалящих поцелуев в шею… Абсолютно ничего! Он…
Умер? Сережа не живой?
После ужина все по вечернему протоколу — ванна, душ… Секс?
— Сергей? — стучу в закрытую дверь в ванной комнате. — Я могу
— Да.
Смирнов, развалившись в пенной ванне, свесив свои исчерченные венозной сеткой руки по краям чугунного таза, в белоснежной пене, словно ангел божий, с запрокинутой головой и с сигаретой во рту, вытянув ноги на противоположный бортик посудины, отмокает от сегодняшнего дня. Смывает грехи и расписывает новые?
Сбрасываю махровый халат, накинутый на голое тело, и подхожу к нему:
— Можно к тебе? — запускаю пальцы в воду, практически выплескивающуюся из сосуда.
Наверное, я сейчас пошло, похабно и вызывающе себя веду, но что-то ведь нужно со всем этим делать. Вот я и стараюсь, вытворяю, что могу, на что способна, к чему душа лежит, по крайней мере, не замираю и не стою, как окочурившаяся на страшном месте. Пока жду его ответ, большим пальцем правой руки нервно прокручиваю то самое кольцо, к которому с сегодняшнего дня Сережа старательно и принудительно меня приучает.
— Жень… — куда-то в сторону вещает. — Это… Не надо сейчас.
Переступаю бортик и погружаю одну ногу в горячую запененную воду.
— Что ты… — на одну секунду вскидывает голову и встречается со мной взглядом. — Куда… Нет, ты это… Женя!
— Подвинься, пожалуйста. Ты как-то задержался с вечерним туалетом, а я уже спать хочу.
Он подтягивает и сгибает в коленях свои длинные ноги, расставляет их, формируя из своего тела для меня безопасное живое гнездо. Поворачиваюсь к нему совсем незащищенным задом, демонстрируя немного выгнутую спину и рельефные поясничные дырочки… Сергей все-таки проводит пальцем по нижней части моего позвоночника и спускается еще немного ниже, но где-то возле копчика резко останавливается и с глубоким вздохом убирает руку.
— Садись уже, богиня разврата. Не соблазняй меня… Сегодня не возьму.
Он меня не хочет?
Присаживаюсь и, намеренно задевая его уверенное возбуждение, ерзаю и укладываюсь на расписанную мужскую грудь. Несколько раз специально приподнимаюсь, наигранно извиняюсь, как будто бы скольжу и ойкаю, потом еще разок трамбуюсь в нужные места, пальцами трогаю его колени, сжимаю-разжимаю жесткие чашечки, и запрокинув голову на дрожащие в горячке плечи, целую его темный от пробивающейся растительности подбородок.
— Что с тобой, Сергей?
— Ничего. Все хорошо. Теперь уже нормально, чика. Правда-правда… — тихо добавляет, — я не вру.
— А давай… — запрокинув одну руку за мужскую шею, пытаюсь наклонить его лицо к себе.
— Нет. Не надо. Будет только хуже, — упирается и с нажимом отклоняется назад.
Я вынужденно отступаю — сдаю свои права! Сергей неторопливо вытягивается за мочалкой, затем ползет за гелем и моим шампунем. Все строго, без романтики и страсти: отщелкнул крышечку, нажал дозатор, наполнил свою ковшовую ладонь густой бесцветной ароматной жидкостью, бережно втер мне в волосы, заставив все-таки зажмуриться настырного клиента, затем легкими массирующими движениями распределил скользкую гигиеническую массу, и на финал, напевая себе под нос, тщательно смыл пену.