Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
Полусидя, оперевшись спиной о задранную на изголовье тощую подушку, таращусь недалеким взглядом в открытую страницу на самиздат-портале. Стыдно, видимо, признаться в том, что новая глава абсолютно не готова потому, как я не оговорила, конечно же, сама с собой, достойное окончание истории. Я поторопилась с выводами — надо было поставить запятую, а потом — тире, а у меня по факту — знак вопроса и бесконечное многоточие после каждого предложения, практически в большей части каждой уже опубликованной главы.
Все заново? Перебрать историю? Переписать
— Я еще не закончил. Ты слишком быстро переворачиваешь страницы, Шевцова. Верни, пожалуйста, на тот момент, где я, — он пошло хмыкает, — обнимаю тебя за плечи. Миша Шелихов — это ведь я!
— Ну…
— Я не спрашиваю, Наталья. Просто констатирую факт, сам себе еще раз объясняю то, что за несколько прочитанных глав успел понять. Ты Александра Резцова, а Вася-Василек — наш типа вымышленный, по книге, сынок.
Я думала, что он еще спит, если честно. Сегодня, как и всегда, был очень ранний подъем — Гриша обожает самостоятельные утренние пробежки, затем Петя громко заявил о своем желании моей грудью перекусить, а после освежающего душа Велихов вернулся в кровать и сладко прикорнул на моем бедре. Был ведь шанс спокойно поработать, а я, несчастная, этим не воспользовалась, теперь вот последствия пришли — надо как-то двигаться и постепенно разгребать. Но Гриша точно несколько минут назад сладко спал. Шумно сопел, несильно сжимал мое тело, словно в эротических сновидениях через пижаму целовал мне грудь, потом мостился, укладывался и забрасывал на меня ноги. А сейчас, оказывается, он в быстром темпе, в темпе моего штудирования страниц, прочитывал предыдущие главы.
— Гриша, а ты не спишь? — рассматриваю темную макушку, покоящуюся у меня на животе. — Разбудила? Давно?
— Верни, пожалуйста, страницу, Наташа, — тянет палец к «пульту управления» экраном. — Я не сплю. Какая разница! Начал твою книгу, — громко хмыкает. — Если честно, думал, что мне вчерашнее сообщение приснилось, но теперь я вижу, что это все не шутки и не сон, а ты, действительно, практически звезда прямого дамского эфира. Это новый способ обсуждения личной жизни и мужиков?
— Хорошо, — переключаю на предыдущую главу. — Вот, пожалуйста.
— Спасибо, — скупо благодарит слегка надменным, издевательским тоном.
— Ты, — тушуюсь, пытаясь четче и доступнее сформулировать свою мысль, — зол на меня? — другого, по всей видимости, определения не подобрала.
— На что? — поднимается и заглядывает в глаза.
— Мне не следовало так…
— Как так? — перебивает.
— История о нас…
— О нас? — поворачивает к себе экран.
— Велихов! — глубоко вздыхаю. — Ты не даешь мне высказаться…
— Так же, как и ты мне…
— Гриш, ну перестань. Прошу…
— Повествование от двух женщин. Дочь и мать, Наташа. Две угнетенные и обиженные на судьбу дамы. Лихо ты выставила нас с Юрием Николаевичем в дураках. Кстати, он ведь
— Да, — опускаю взгляд. — Отец, конечно, не показывал вида, но…
— Это кто? — указывает пальцем в личный чат.
— Подписчица. Она почти никогда не комментирует, но всегда присылает какой-нибудь смайл или дарит эмодзи-цветок. Я не знаю, кто все эти люди. Случайно познакомились в виртуальном мире, сошлись на почве литературы…
— Зачем? — уперевшись ладонями в матрас, Велихов подтягивается к изголовью, затем разворачивается и усаживается рядом, плечом к плечу.
— Зачем? — повернув лицо к нему, задаю вопрос. — Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду…
— Зачем все это, Ната? Посторонние люди заглядывают в жизнь, которой мы живем. Это ведь касается уже троих людей. Есть Петька, есть ты и есть как будто я.
— Мне все убрать? — заглядываю с немой просьбой о прощении. — Ты хочешь, чтобы…
— Пока спросил «зачем»! Зачем ты все это начала? Тебе не хватало общения?
Зачем? Простой вопрос — ответ тяжел.
— Гриша… — выскуливаю.
— Все эти дамы читают про то, как я, — он прищуривается и всматривается в первый попавшийся, не самый, если честно, тактичный комментарий, — «трахал тебя в каком-то стеклянном пузыре», «лизал твою мокренькую щелку», даже «сзади драл». Однако! Правильно хоть прочел? Вы грубые, женщины! Такой себе «слабый пол». Последнего — ну, про подходы сзади, исключительно для справки, — вообще не помню. Но, видимо, история требует украшений. Спасибо хотя бы за то, что я остался брюнетом с природным цветом глаз. Наташа!
— Я не писала такого… Про наш секс… В такие моменты — они, безусловно, в книге есть, ты же прочитал, — я была корректна, Велихов. Люди разные, каждый воспринял это так, как привык. Я бережно прикасалась к нашим интимным моментам, не позволяла пошлостей, проявляла уважение, словно работала с редактором.
— Господи, Шевцова! — склоняется и прислоняется губами к моей макушке.
— Я не писала гадости про нас. Я всего лишь… Чем мне заниматься в жизни, Велихов? Видишь? — выпутываюсь, отстраняюсь, пытаясь избежать телесной близости, выставляю правую ладонь перед его носом и прокручиваю туда-сюда, словно лампочку меняю.
— И?
— Я инвалид, Велихов. Рука деревянная, начисто отсохшая, а пальцы не активны, не мои, они мертвы и очень холодны. Мне никогда на фортепиано больше не играть. Я нисколько не сожалею, просто, как ты говоришь, констатирую скупой факт. Но чем-то же надо заниматься, мне нужно зарабатывать, чувствовать себя нужной, в конце концов.
— У миллионов людей точно так же, Ната. И потом, твоя мнимая ущербность — это вопрос тягучего времени и посильная задача физиотерапевтам и реабилитологам. И я, по-прежнему, не вижу связи с тем, что ты позволила себе изливать душу перед посторонними людьми. Тебе хотелось общения?