Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Хорошо, — как кошка потягивается, выгибаясь в спинке.
Замечательно! Ей хорошо, когда мне плохо? Тошнотно и противно? Надеюсь, сейчас Шевцова пошутила.
— Ната?
— А?
— Ты радуешься тому, что я на ревность исходил? Мозгами ехал? Может мне ответить тем же? — выдвигаю двусмысленное предложение. — Заставить тебя подергаться, а?
— Гриш, Гриш, — чешет нос и хнычет, — ты… ты… Что?
Боится? И уже ревнует?
— Все! Тшш! Пошутил же. Ты чего?
— Я не выдержу, — выскуливает. — А ты смог бы отношения на стороне крутить?
Сейчас, похоже, нет! Нет! Не смог бы!
— Иди работай, Велихов, — дергается, извиваясь, пытается ударить по ногам. — Уходи, уходи, уходи отсюда. Ты жестокий и ненасытный. Как скажешь тоже! Тебе мало было, а? Еще на приключения тянет, а? Уйди, уйди… Велихов, ты самый настоящий гад!
Не отрицаю вполне очевидный факт! Но все же:
— Тшш, Шевцова, не начинай. Твои вопли слегка заводят, если честно, — глазами указываю на все еще голый и странно дергающийся на каждое движение Наташки член.
— Господи! Как был бесстыжим, так им и остался, — еще раз укрывается до самых до бровей. — Прикройся чем-нибудь! А-а-а-а! Велихов, я не могу смотреть…
— Бесстыжий? — наклоняюсь над Наташкой. — Это я бесстыжий, Шевцова? Тебе напомнить, как ты минут тридцать назад мне кое-что сосала? Напомнить, как стонала и причмокивала, я думал…
— У-у-у-у! — крутится волчком. — Уйди, уйди. Все! — вздрагивает под одеялом. — Это был последний раз! Больше не буду! Черт! Ты же меня смущаешь! Отвали…
— Губки-то ерзали по парню. Ты меня сжирала, Черепаха, абсолютно не стесняясь того, что…
— Уйди! Уйди! — тихонечко пищит. — И-и-и-и!
— Тихо-тихо, женщина, не дыши тут. Не раздувай меха напрасно. Мне было классно. Все понравилось. Когда повторим? — осторожно шлепаю по прикрытой покрывалом попе.
— Велихов! — угрожающе шипит, в то время как своей рукой обхватывает край подушки и, по-моему, намеревается засандалить мне этим скомканным лебяжьим пухом прямиком в лицо.
— Ты только попробуй! — наклонившись над Шевцовой, с ощутимым для нее усилием сжимаю любезно предоставленный мне бок. — М? М? Что там затихла? — прощупываю тело. — М? А ну-ка, отомри!
— Все-все, прости, пожалуйста. Я больше так не буду.
— Смотри мне тут. А то… — еще немного наклоняюсь и легонечко прикусываю раскрывшуюся мочку ее уха.
Пронзительно визжит и поджимает плечико.
— Ну, Гри-и-и-иша, прекрати.
— Все! — еще раз шлепаю по упакованной под одеяло заднице. — Спи, Черепашонок, и не скули!
— Не задерживайся, — умащивается на кровати и ерзает по белью щекой.
— Я скоро приду, — блаженно улыбаясь, обещаю. — Спи, Наталья!
С пожеланием приятного отдыха, губами прикасаюсь к неуверенно смежающимся глазам.
Добил ее! Затрахал! Укатал, вне всяческих сомнений! Не то чтобы я этим возгордился, но тем не менее — смог все-таки интимно реабилитироваться в ее глазах. А то… Как-то… Это… Было даже неприлично! Сумбурно и очень неожиданно! Чересчур спонтанно! И по характеру и наслаждению абсолютный провал, полное фиаско, совершенно не то пальто!
Забрав с собой детскую рацию и взяв под мышку папку, до краев набитую следственными и судебными материалами особо важного для меня, но уже давно закрытого дела, выползаю в сокрытый от посторонних глаз придомовой двор. Дождь давно
Солнце ярко светит, а на траве с отчетливым оттенком изумруда играет, переливаясь всеми цветами радуги, крупная и в то же время идеально круглая по форме дождевая слеза. Кругом царит спокойствие, умиротворение и всепоглощающая, в том числе меня, земная благодать. Похоже, я ох.ительно от чего-то счастлив и чему-то, как долбаный задротик, рад! Пожалуй, стоит переформулировать сомнение и слова «похоже», «видимо», «казалось», «кажется», «возможно», «не уверен, но, по-моему», «по всей глубокой видимости», как вариант, «по-видимому» и «крайне вероятно» убрать из лексикона, да просто на хрен из персонального словаря изъять…
Каэтана…
Адриана…
Маиза…
Джованна…
Луиза…
Меня зовут Наташа! Наталья Юрьевна Шевцова, люблю играть на фортепиано, а в свободное от основного занятия время виртуозно дергаю за нити, связывающие в узел нервы среднестатистических людей, особое предпочтение отдаю подобной схеме у мужчин… Сейчас мне тридцать пять лет! Я по неудачному стечению обстоятельств разведена, но всему миру докажу, что все смогу, все выдержу, перетерплю и однозначно получу то, чего больше всего хочу… Чего бы это мне не стоило! За свою мечту и цель я раздавлю, сгною, растопчу, размажу… Я Тебя изощренно убью! Морально, но с подвывертом… Замучаю и уничтожу… Я в ничто Тебя сотру…
Я ведь знаю, кто ты! Ты Черепашка, та самая малышка — молчаливая Наташка-Черепашка, младшая сестра Морозова Максима, моего лучшего друга еще с младших школьных времен! Зачем ты о себе врала, ерунду придумывала и сильно изгалялась перед озабоченными мужиками, неконтролируемо и весьма похабно пускающими мерзкую слюну? Я ведь тебя тогда узнал! Сразу! Одномоментно! И почти… Мгновенно!
Вы мне мешаете… Отойдите… Вы весьма назойливы… Отвалите на хрен, если по-хорошему не понимаете… Да пошел же вон!
Не знаю, кто Вы, а впрочем, мне даже все равно…
Козел…
Урод…
Задрот…
Мудак…
Гандон…
Ты чертов извращенец…
Маньяк с сексуальными проблемами…
Я Альберт! Так пойдет?
Но в реальности, Наташа, у меня простое, ничем не примечательное, имя! Я Гриша! Григорий Александрович Велихов… Мне сорок лет! Юрист… Я так же, как и ты, Шевцова, не нуждаюсь в половинке, но отчаянно и весьма эгоистично хочу иметь детей!