Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
Суетящийся рядом щенок звонким лаем подтверждает то, что ее хозяин вот только что сказал.
— Контракта больше нет, Наташа! Зато есть, — хмыкает и поднимается, — по-моему, семья.
— Довольно, Велихов. Ты, действительно, мне сейчас мешаешь. Это слишком! Назад, Гриша. Я так не хочу…
— Хорошо, — демонстрирует, что намерен снизить обороты, вынужденно отступая на исходные позиции. — Спрошу, пожалуй, так. Что с книжным контрактом, Наташа! С ним тоже, видимо, пора кончать?
— У меня есть одна идея. Но ты отвлекаешь шуточными разговорами и не даешь словесно сформулировать мысль.
— Понятно,
— На что?
— На литературное продолжение, естественно!
— Хотя бы два часа в абсолютной тишине.
— Мы тогда пойдем? — закрывает крышку своего компьютера, берет его под мышку, зачем-то хлопает по бедру, подзывая Лючию к себе, а поравнявшись со мной, в макушку, как нерадивую ученицу, наставляет. — После выхода главы будь готова к полноценному разбору…
— Ты мне угрожаешь, что ли? — вскидываю голову, прищурившись, ехидно произношу.
— Нет, милая, и в мыслях не было. Отнюдь. Пока лишь предупреждаю. Я ведь разобью твою защиту, Черепаха, — шепчет в волосы, прикусывая кожу, — в пух и прах, Шевцова. Вскрою на хер прочный панцирь и полностью оголю тебя. Там, под костяной рубашкой, ты теплая, родная, нежная… Ты отзывчивая на ласку, эмоциональная и мнительная! Ты, мерзавка, очень страстная! М-м-м-м-р! Но для начала, детка, я тебя размажу, как букашку — такого требует мое либидо, а потом сам же исцелю — покрою все тепленькое тело поцелуями и не только здесь, — нежно прикасается подушечкой своего большого пальца к моей раздутой, видимо, от самомнения нижней губе, — но и там… Внутри!
— Гриша-а-а-а… — вытягиваю жалостливые звуки. — Я тебя прошу…
— Что это, Шелихов? — вытирая слезы, неслышно произношу.
— Наш контракт, Шашка.
— Ты намерен…
— Спокойно-спокойно, сладкая. Подправил в нем всего один абзац, — с улыбкой произносит. — Не знаю… Вернее, не уверен, что ты правильно воспримешь то, что я намерен сделать, но…
— Позволь? — протягиваю руку за пластиковой папкой.
— Саш, сначала хочу кое-что сказать…
Не надо, Миша! Безмолвно заклинаю, упрашиваю его молчать. Не то чтобы я не желаю знать, просто боязно услышать от человека, которого люблю, скупое «давай, наверное, останемся друзьями» или «ради ребенка сотворим семью».
— Присядь, Резцова, — рукой указывает на вращающееся рабочее кресло.
Нет уж, обойдется! Приговор намерена услышать стоя.
— Шелихов, — выставляю перед собой руки, расчерчивая то безопасное расстояние, на котором я желала бы узнать о своей, видимо, не слишком-то завидной судьбе, — я постою. Так ведь происходит, когда судья зачитывает обвиняемому, вероятно, в тот момент уже приговоренному, статью? Господи! Чертова юридическая машина! А судьи — из нержавеющей стали роботы, особи без сердца и души.
— Наташа, мы ведь с тобой давно знакомы…
— Да, — смиренно соглашаюсь.
—
— Гриша… — начинаю и сразу резко осекаюсь.
— Я изменил одну формулировку. На мой взгляд, после всего, что мы с тобой перенесли, такая трактовка будет наиболее приемлемой для всех. Вот так я, Ната, сам нарушил свой надуманный контракт. Надеюсь, что ты одобришь новое изложение наших с тобой обязанностей. Готова?
— То есть? — изумляюсь, распахивая глаза.
— Зачитать? — прищуривается и криво, словно нервно, улыбается.
— Я могу сама, не утруждайся, — пытаюсь отобрать — но все напрасно. — Миша, перестань…
— «После родоразрешения мать остается с отцом своего ребенка в качестве его законной жены». Я подумал, что мы должны попробовать. Я этого хочу! Пожалуйста, не торопись с решением и ответом… — низко опускает голову. — Своевольно, Саша? Ты не услышала признания, видимо? А я опять проявил мужской задроченный эгоизм? Дело в трех словах, Резцова? Надо было с этого начать? Извини, Дамка, не умею делать предложение. Если честно, в первый раз! Но это ведь оно, Резцова! Ты там жива? Шашенька, прием?
Нет! То есть… Да! Наверное! Я не знаю. С таким, как Шелихов, на самом деле, достаточно набора из совершенно других слов. Например, его «хочу», как самовольное эгоистичное желание, слишком многое означает. Такие мужчины, как Миша, очень своеобразно выбирают объекты для своих хотелок. Дело даже не в каком-то навороченном размере женской груди, росте или в обхвате бедер, или мыслительной составляющей. Просто… Если он со мной, то это значит, что он сделал вполне осознанный выбор и у него нет ко мне претензий или пожеланий. Достаточно его «хочу»! И все! Здраво, осознанно и… Рационально!
Он не сказал, что любит… Хнык-хнык! Но сделал предложение сердца и руки. Другой вопрос — нужно ли оно мне? Нет, не предложение! Здесь надо бы подумать. Нужно ли обыденное признание в том, в чем я когда-то необдуманно «погрязла». Мне — точно нет! Теперь — точно нет! Достаточно того, что…
Я его люблю!!!
Люблю… Люблю… Люблю…
Не может быть! Всплескиваю руками, безобразно всхлипываю, а затем стону, словно вынесенным сроком наказания… Наслаждаюсь!
— Ты хочешь… — еще раз повторяю, — хочешь, хочешь… Чтобы я стала…
— Если ты не возражаешь! Будь моей женой, малыш! Ну, сладкая… Преклонить колени? Хочешь за меня замуж? Не молчи, Наташа…
Да, да, да, да… Хочу, любимый, очень-очень хочу!
Довольна, курица? Потешила читателей? Молодец! А теперь — на хрен, как Гриша говорит, все напечатанное удаляй! Он так прав! И тут он стопроцентно прав!
Люблю его…