Любовь одна – другой не надо

Иголкина Леля

— Спасибо, — двумя руками принимает и носом внутрь погружается. — Тонкий аромат, — прикрыв глаза, в лицо мне выдыхает. — Очень красиво… Гриша?

— М-м-м? — вожу рукой по ее запястьям.

— А где ты был так долго? Я ведь волновалась. Мы, если честно, все заждались. Отец сильно переживал. У тебя проблемы? Что-то не в порядке? Можешь мне сказать?

— Не поверишь, Ната, — ухмыляюсь и осматриваюсь по сторонам. — А где Петя?

— Гриша-а-а-а, — выскуливает имя.

— Где наш сын, Черепашка? — спрашиваю еще раз.

— Бабушка с

дедушкой к себе забрали. Он, похоже, полежит теперь во всех домах и на всех кроватях-простынях. На Петю, как оказалось, предустановлена человеческая бронь! Ты что-то об этом знал? Отец гордо заявил, что внук сегодня с ними, вернее, у них ночует. Они в честь годовщины хотели бы вспомнить, как это быть молодыми родителями. Представляешь? Я, естественно, не стала их разубеждать — это бесполезно! Очень сильно надеюсь, что Петька даст им выспаться и не станет там права качать. А мне, между прочим, строго-настрого приказано, — краснея, прикрывает грудь, — приготовить для сыночка молочный тормозок на запланированный срок ночевки.

— Пф! Может быть, нам за «плодотворное сотрудничество» с твоей семьей со всех желающих за посещение детским задом их светёлок деньги подсобрать?

— Велихов! — несильно размахивается на меня букетом. — Как ты можешь? Это же ребенок! Ты чего?

— Тихо-тихо. Что вижу, о том и говорю? Макс приехал, Ната, уже устроились? А Смирновы?

— Все уже здесь. Мы ждали только тебя. Где ты был?

— А шерстяная? Что-то я не вижу пищащей радости цветастого ковра?

Наташа ничего не отвечает, зато куда-то вбок указывает взглядом. Спит мраморная под столом — усиленно сторожит свою хозяйку и, видимо, пасет меня.

— То есть, ее твой отец к себе не взял? — ухмыляюсь. — Только сына? А если я за Люсю доплачу?

— Ты ее совсем не любишь? — Наталья дует губы.

— Ну почему же? — мельком замечаю, как живая тема обсуждения двигает ушами и то и дело приоткрывает светлый глаз. — Я уважаю ее, как личность, как живое довольно мудрое существо, — спокойно, как на суде, провозглашаю, — мирюсь с ее заскоками, с нытьем, когда мерзавке пошалить приспичит, но мне не нравится, что она крутит тобой.

— Неправда, — игриво обижается.

— Правда-правда. Мне не нравится, что она…

— Велихов, ты ревнуешь?

Не угадала! Но пусть, наверное, будет:

— Да.

Жена обходит перила, смешно подпрыгивая, спускается на землю и с теми же подскоками идет ко мне. Разворачиваюсь, уперевшись спиной в ограждение веранды, ожидаю, когда Наталья ближе подойдет и поравняется со мной.

— Иди сюда, — обняв за талию, подтягиваю к себе. — Так мы одни, Черепашонок? Дома никого? — заправляю ей за уши густые развевающиеся на ветру немного выгоревшие волосы. — Есть, что обсудить! Идем?

— Это неудобно, Гриша, — закидывает мне на плечи свои руки и букет, а носом упирается в ложбинку в основании шеи. — Парни интересовались, что с тобой, а я не знала, что им ответить — глазами хлопала и, как бревно, молчала. Мне кажется, вернее, я почти

уверена, что спровоцировала общественную панику. Но ты, словно с цепи, сорвался. Что произошло?

— Нат…

— Скажи мне правду, Велихов. Какая бы она ни была! Это ведь твои слова?

Киваю в знак согласия.

— Я официально оформлял наш брак, Наталья. Не мог больше ждать, милая. Знаешь, как будто бы исключительно сегодня и больше никогда. Пожалуйста, пойми меня. Ты…

Наталья отстраняется, а на ее лице читается ненужный мне совсем испуг.

— Что? — таращится, то ли со злостью, то ли с изумлением на меня. — Я не понимаю. Как это? Оформлял брак?

— Нат…

— Ты, — поджимает губы, — типа поженил нас? Благословил на будущее? Характер показал?

— Ната…

Кулачками упирается мне в грудь.

— Это что… То есть? О, Господи! Велихов, я не могу поверить. Ты охренел?

А у меня на такую, если честно, очень неожиданную реакцию в наличии всего один ответ.

— Ты передумала, Шевцова? Я что-то не пойму! — надменно искривляю губы.

— Теперь у нас фиктивный брак? Как такое вообще возможно?

Злобно хмыкаю:

— Сомневаюсь! При регулярном сексе и при крошечном сыне назвать наши отношения вымышленными, лживыми и неживыми осмелится лишь исключительный дурак! — отворачиваюсь и резко затыкаюсь.

— Велихов! — трясет меня за плечи. — Гриша! Да посмотри же на меня!

— Какого черта? — возвращаюсь к ней лицом. — У тебя на пальце мое кольцо, а на моей совсем не девичьей памяти лежит отметка о безоговорочном твоем согласии стать моей женой. Ты, Шевцова, несколько недель назад в присутствии огромного количества свидетелей пообещала мне себя. А теперь вдруг… Обидно, Ната! Ей-богу! Чего-то как-то тянет застрелиться! Что это за херов «фиктивный брак»? Свидетельство у меня во внутреннем кармане. Там моя фамилия — одна, кстати, на двоих! Ты Велихова Наталья Юрьевна, а я…

— Это ведь законно? — шепчет, всматриваясь в меня. — Скажи, что…

— Естественно! — отрезаю. — Другого я никогда бы тебе не предлагал. Мне не нужны проблемы с совестью и государством — достаточно твоего старшего братца и его игр с бабами, когда он каждой хотел помочь, а вместо этого всеми четырьмя конечностями в поносное дерьмо влезал. В чем проблема, Велихова?

— Велихова? Не Шевцова?

— Есть возражения? Не хочешь носить мою фамилию? — прищурившись, задаю вопрос. — Предпочитаешь, видимо, фиктивный брак?

— Отнюдь!

— Пф! Что не так?

И вот опять Ланкевич прав! Заигрался в сказку «Гриша» — вполне предсказуемый финал!

— Не злись, не злись, пожалуйста, — пытается обнять мне за щеки — не даюсь.

— Наташа, я не злюсь. Просто не могу больше ждать, милая — терпение закончилось, а сам я выдохся, жизненный ресурс на самом дне. Пойми меня, пожалуйста.

Я, как оказалось… Давно — ах, как давно, мечтаю о жене!

— А формальности? — она внимательно следит за мной и за моей реакцией.