Льются слова, утекая в песок...
Шрифт:
Он открыл глаза и смотрел на неё - долго и пристально. На фоне серого и кровавого он казался неистово бледным и уставшим, будто бы больше ничего в нём и не осталось, ни капли.
– Что ты наделала?
– прохрипел он совсем-совсем тихо.
– Неужели ты не понимаешь?
Она моргнула - что ж она могла такого сделать, чтобы вызвать в его голосе такую отчаянную злобу? Будто бы это она была Царём Змей - будто бы это она вызывала тихий шёпот Чтеца, заставляла книги оживать и медленно выползать этим диким словам…
– Ведь это ты читаешь истории, - прошептала Таня.
– Тебя надо винить -
– Не читал я эту историю никогда!
– Бейбарсов резко сел, придерживая её одной рукой.
– А ты? Ты убила чтеца - значит, тут должен умереть другой, понимаешь ты это или нет?!
Она содрогнулась. Значит… Значит, заместо их, мёртвых в той реальности, здесь должны погибуть люди? Она не хотела и думать об этом, но правила Книг не менялись - Чтец предупреждал её, предупреждал не раз, да только они заигрались в странную и никому не нужную любовную историю, позабыв об осторожности.
Бейбарсов вскочил на ноги - будто бы хотел что-то отыскать, - широко распахнул двери и замер, воззрившись на Склепову, остановившуюся с той стороны.
Это была какая-то просторная столовая, в которой Гроттер, пожалуй, прежде не бывала - с серыми высокими стенами, с потолками того же цвета, и с одним огромным столом, на котором были расстелены одна за другой скатерти-самобранки. Гроттер смотрела на них устало и будто бы обезумело - значения не имело то, где они оказались, но…
Там, вдалеке, безжизненно поправлял скатерти Иван. Таня смотрела на него, будто бы на далёкую тень не менее далёкого прошлого - так и не проронила ни единого слова, а парень даже глаз не поднял, чтобы посмотреть на неё. Он больше не был её Ванькой - равно как она успела предать все идеалы, в которые они верили на двоих.
Но он был жив - и это самое главное.
…Склепова поняла всё без слов. Она отловила Валялкина за локоть - будто бы в очередной раз пытаясь показать ему, кого надо держаться, - а после как-то кривовато улыбнулась.
– Я думаю, пока вы будете тут разбираться в своих чувствах, ему могут помочь в Тибидохсе. Бейбарсов, шансы есть?
Глеб только неопределённо повёл плечами - ему было абсолютно всё равно, есть у Ивана шансы или нет. Он просто хотел, чтобы этот человек больше никогда не оказывался на пороге его дома, ни разу больше не пересекал тонкую, невидимую границу личной жизни. Глебу была нужна только его Гроттер - эта маниакальная, нездоровая привязанность давно уже чувствовалась в их отношениях, жаль только, прежде Таня так отчаянно пыталась её отрицать.
Сейчас она лишь молча, холодно наблюдала за тем, как Склепова бормотала телепортационное заклинание, как синие искры - некромажье вмешательство, - вплетались в красные потоки её магии, а после - как она с Ванькой растворялась в вихре магического портала, убегая от всех магических глупостей чтеца. Мало ли, что он мог сделать следующим, вдруг - уничтожил бы её жизнь, да и только?
А она не хотела. Она хотела быть счастливой, нормальной, иметь большую семью и воспитывать своих детей, а не стать в средневековом книжном королевстве какой-то служанкой или сжигаемой ведьмой.
Таня шумно выдохнула воздух и поплелась к противоположной двери, хватаясь за всё, что попадало под руки - чтобы удержаться
Гроттер добралась до двери с огромным трудом - ей вдруг показалось, что все те три семилетки она и не спала ни разу в проклятой книге.
– Куда она ведёт?
– спросила она у Глеба - недоверчиво и устало, обернувшись к нему будто бы за какой-то просьбой.
– Да в коридоры, только этажом ниже. Там лестница должна быть, - передёрнул плечами Глеб.
– А что?
Она потянула за дверную ручку - устало, будто бы надеясь, что там таилось хоть что-то хорошее, - и с криком отскочила назад.
Страшный, истерзанный труп развалился на ступеньках - ещё свежий, но… Что ж это надо было делать с человеком, чтобы от него осталось такое?!
Есть хотелось немилосердно. Таня никогда не думала, что голод может быть до такой степени сильным - сковывать по рукам и ногам, будто бы страшными железными цепями, тянуть ко дну и душить, душить, душить! Когда она ела в последний раз? Вчера? Нет, вчера она только пила воду, но еды ей не досталось и крошки.
Даже зимний холод было пережить легче - только жажда казалась страшнее, но воду-то Гроттер знала где найти. А еду… Нет, пожалуй, ей всё-таки придётся испытать на своей шкуре те самые пресловутые две недели без еды до той поры, пока смерть наконец-то не доберётся до неё. Не легче ли покончить жизнь самоубийством?
Она замерла посреди улицы, пытаясь как-то сохранить тепло - но тонкое платье не выдерживало даже осенний ветер, что уж говорить о морозах! А откуда-то так приятно пахло мягкими, свежими булками - как же ей хотелось есть!
Нет, воровать нельзя - это ведь грех. Но Гроттер знала, что самоубийство - грех похуже, а такой хлеб может быть только у богачей. Только у тех, кто совершенно не нуждается ни в тепле, ни в еде, у них есть деньги на миллионы таких буханок.
Она подобралась поближе к пекарне - королевская. На такой улице, впрочем, всё королевское - широкая, длинная, чистая, не то что её родные кварталы, будто бы доверху залитые грязью.
Гроттер подавила в себе отвращение - нельзя ненавидеть место, в котором ты родилась. Да, конечно, ей было трудно жить, она очень устала от всего, что происходило в её жизни, но и выбора-то особого никогда не было.
Но сколько можно задыхаться от голода? Сколько можно каждый раз просыпаться от страха, что тебя поймают и бросят в тюрьму только из-за того, что ты не имеешь крыши над головой, а солдатам Его Величества надо повесить на кого-то собственные преступления? Девушка уж и забыла, когда в последний раз провела нормально день - без холодного дыхания ужаса и боли, которые подступают со всех сторон и душат, давят, пытаются развалить то, что было у неё когда-то - или не было.
Она замерла за углом булочной, вдыхая приятный аромат - такой, что больше ничего вокруг и не существовало. И витрина сегодня, как назло, была открытой - только подойди да протяни руку, всё твоё! Она знала, что нельзя, знала, что не имеет никакого права воровать у Его Величества - но выбора не было.