Льются слова, утекая в песок...
Шрифт:
Таня села на край кровати - благо, была одета в то летнее тонкое платьишко, в котором носилась среди потерянных мальчиков, спрашивая их имя. Как она могла не вспомнить о Ваньке? Неужели в книгах настолько сильно его, Глеба, влияние, что она уже даже не может прикоснуться к своей прошлой, нормальной жизни? Но выбора не было - пусть уж там Ванька был потеряным мальчиком, но тут-то он нормальный человек. Они все возвращаются такими, как и были, только с редкими следами реальности.
Но стоило только двери открыться, как Гроттер мигом забыла о своих надеждах. Ведь он был не просто потерянным -
– Ваня, - прошептала она, - Ваня, ты меня слышишь?
Но он смотрел только на Глеба - ждал очередного приказа, - и Гроттер не приходилось требовать подтверждения, чтобы понимать, что случилось. От Ваньки только одна оболочка, и та не сохранилась в том состоянии, в котором должна быть.
– Я вас оставлю, - Склепова поднялась - тяжело, будто бы ей внезапно стало нехорошо, - и направилась к двери. Тане так сильно хотелось попросить её остаться, но она не могла проронить ни единого слова - потому что что-то неведомое с силой сжимало её горло и не позволяло вдохнуть. Она даже сглотнуть слюну не могла - не смогла бы и сделать глоток воды.
– Что-то не так?
– Глеб усмехнулся.
– Иван, - в его голосе послышались приказные нотки, - принеси госпоже Гроттер воды. Немедленно.
Ванька повернул к двери, и короткое, тихое танино “нет” не подействовало совсем никак.
– Ты не слышал, что сказала госпожа Гроттер?
– его резкий, издевательский тон заставил Ваньку замереть.
– Неужели ты не понял, как должен действовать? Остановись. Она не желает воды. И стань ровно, не позорь всю касту потерянных мальчиков.
Таня рванулась к Ваньке - может быть, прикосновение заставит его проснуться?
– но Глеб поднялся и перехватил её за локоть, остановил - с такой лёгкостью, что и не описать. Гроттер было, наверное, больно - но Ванька смотрел на неё такими пустыми глазами, что физическая сила не имела никакого значения.
– Знаешь, - проронил Бейбарсов, - ведь я не хотел читать ту историю. Нет, конечно, я выбирал её, как одну из возможных, я расписал роли, но та короткая сказка не попадалась мне под руки. Твоя Склепова подсунула мне её под нос, сила оказалась более могучей, чем я прежде мог подумать, и поэтому я сорвался - мало ли, всяко бывает, моя дорогая…
– Ты не можешь винить Анну в своих грехах!
– Не могу, конечно же, - послушно согласился он.
– Но так или иначе, потерянные мальчики не могут жить сами. Не могут действовать так, как им хочется. Они ничто. Ему будет плевать, даже если…
Глеб не стал продолжать - слов для того и не надо было. Он сжал Таню в объятиях до того крепко, что она даже не успела рвануться на свободу, и впился в её губы поцелуем, который, пожалуй, должен был бы показаться ей самым отвратительным на свете. Но она не успела и воспротивиться - чужие руки скользнули по спине вниз, сминая тонкую ткань платья…
Ванька издал какой-то странный, утробный рык и рванулся вперёд, прямо на Глеба - Таня поняла это только тогда, когда Бейбарсов внезапно отпустил её и вскинул руку.
– Связь!
–
– Ты будешь подчиняться, - Бейбарсов ничего будто бы и не видел - и она тоже потеряла своё прежнее зачение, теперь обратившись в банальную причину мести, что же может быть ещё нужнее человеку? Ему было глубоко наплевать на её боль, на то, что её разрывало на мелкие кусочки изнутри, и она рухнула на колени, прямо посреди книг.
Ванька закричал - громко, истошно, пытаясь вырваться из невидимых пут.
– Глеб, прекрати!
– она попыталась схватить его за руку, но некромаг только досадливо от неё отмахнулся. Силы в нём было слишком много - не физической, а той ментальной, волшебной, до которой Ванька никогда не мог достойно дотянуться.
– Глеб!
Но он был неумолим. Казалось, и связь уже не чувствовал - выпрямился, не испытывая и грамма боли, а Ванька всё извивался у него в ногах и кричал, будто бы его разрывало на мелкие кусочки. Может быть, дело было в том, что Глеб давно уже привык к пыткам старухи, но Таня не задавалась этим вопросом.
Не в силах ничего сделать, она только дотянулась до корешка ближайшей книжки, сжала томик в своих руках и открыла на месте, где была закладка.
– И Змий склонился над нею, - прошептала вслух так быстро, как только могла, отчаянно надеясь, что его чары отозвутся на зов, - и впился клыками в её запястье - она почувствовала только, как зелье начало действовать, и упала в далёкую пропасть, не в силах воспротивиться отвратительному существу…
Мир вспыхнул вокруг сплошной линией боли, и Гроттер только и увидела что странный водоворот, который затягивал её всё дальше и дальше в пустоту.
Прекрасен Царь Змей, да только черны очи его. Красив - будто бы нарисован, и плечи широкие, и ростом вышел, и лицо - воды напиться, да только холоден и преисполнен боли. Сколько крови он выпил из девиц невинных, чтобы змеи его жили долго и счастливо? Сколько миров он покорил, сколько людей погибло, сколько смертей случилось, и всё ради того, чтобы пополнить свою силу и налить жилы безмерной кровью Человека.
Прекрасен Царь Змей, да только когда он кольцами вьётся вокруг её плеч, страшно и душно становится. Очи его - то ли зелёные, то ли жёлтые, то ли чёрные, будто бы ночь, - пугают её и днём и ночью.
Страшен Царь Змей - и ни одна ещё не пережила службы у Него, ежели уж попала сюда, то семь лет, семь месяцев и семь дней, отведённых жребием, не переживёт никогда.
Что, девица, рыдаешь?
***
Страшен Царь Змей, и безмерна сила его. И она изо дня в день метёт у него полы, готовит ему ужин и завтрак, ибо на обед - кровь чья-то на столе стоит, - застилает постель и плачет тихонько на своей лавке.
Страшен Царь Змей - да только её он не трогает, ибо служанка нужна, и травой летней, да осенними листьями сияет она изнутри. Волосы - будто бы жар злата, а глаза - словно блеск изумрудов; выпивает он силу из неё ночами, обвиваясь змеиными кольцами вокруг.