Льются слова, утекая в песок...
Шрифт:
– О, - протянул он, - это всё довольно сложно. Вот только… Вы нас так ждали тут, уважаемый господин Гроттер. Вы так надеялись увидеть здесь труп - ведь это продление вашей жизни. День, год - вы не хотите умирать. И вы мне благодарны, что можете жить здесь. Но это неудобно - быть благодарным какому-то гадкому некромагу, посмевшему посмотреть в лицо коварной смерти. Потому вы будете выкручиваться, придумывать, играть, лишь бы не признавать, что я всё же достаточно силён, дабы даровать вам жизнь.
– Ты сумасшедший, - Феофил оттянул Таню подальше от некромага, но Гроттер замерла, будто бы истукан, не зная,
– Ты теряешь здравый рассудок - ты заходишь за грань слишком часто, выплёскиваешь огромное количество своих чар. Его смерть не подпитает тебя и на день - пройдёт немного времени, и…
– И я уничтожу этот мир. О да!
– Бейбарсов рассмеялся.
– Я знаю, какой вы выход мне предложите. Удерживаться. Ведь мне есть куда тратить энергию, правда?
Феофил ничего не ответил - и его молчания некромагу хватило с головой. Всё это - хитроумная игра очень умелого игрока, и господин Гроттер отлично умел притворяться. Но Бейбарсов не собирался отступать - так просто ничего не будет. Пусть на нём и горела печать Безликого, пусть на его руках была кровь уже как минимум двоих…
Выиграет - он.
А все они - проиграют.
***
Бейбарсов валялся на кровати - будто бы ему не было чем заняться, - и упрямо смотрел в потолок, криво улыбаясь. Казалось, в его глазах уже утихла та страшная жажда крови, которая так сильно испугала Таню, но девушка всё равно не знала, что ей делать. Всё это - слишком страшно, и дед уже сто раз повторил, что ей не стоит даже подходить к Бейбарсову слишком близко.
Но она пришла. Дождалась, пока Феофил уснёт, дождалась, пока некромаг будет готов её видеть - и переступила порог его комнаты.
– Здравствуй, - тихо промолвила она.
– О, моё порочное дитя всего этого страха и кошмара, мой милый отголосок революции, - рассмеялся Глеб, резко садясь. На постельном бельё образовался какой-то странный горелый полукруг - словно след от его тела, - но он только оглянулся на это и вновь широко заулыбался.
– Рад тебя видеть, - он склонил голову набок.
– И чего же ты пришла?
Он протянул руки, поймал её за талию и усадил к себе на колени; зарылся в густые рыжие волосы носом, вдыхая приятный яблочный аромат.
Всё было так просто и так знакомо.
– Ведь дедушка предложил тебе выход, - прошептала девушка.
– Сказал, как надо поступить, чтобы всё стало нормально. Просто не используй дар…
– Если б это помогло.
– Но он сказал!..
– Он сказал?
– хмыкнул Бейбарсов, и его руки плотнее сжались на её талии.
– Он сказал?! Ведь ему выгодно, чтобы я не использовал свои силы. Тогда они будут подпитывать его жизнь, и вся моя магия - покуда меня хватит, - будет вливаться в него. Пока я не умру. Тогда его бренное тело наконец-то истлеет и душа покинет бренный мир, но нынче - нет, ни за что! Он так хватается за эту реальность, что страшно и подумать - цепляется своими когтистыми лапами, тянет на дно, мучит. Ему выгодно!
– Но…
Бейбарсов ничего не ответил. Он перебирал её длинные рыжие волосы и будто бы давно уже потерял нить связи.
– Оставайся, - вздохнул он.
– Забудь о нём и просто оставайся.
Таня отрицательно покачала головой. Она уже знала, как он ответит на её отказ. Знала - и хотела задержаться тут,
Она услышала крик только тогда, когда тормозить было уже поздно. Красный свет, пешеходы - всё это завертелось круговоротом, чтоило только подумать! Тогда она не знала, насколько это опасно. Тогда он был просто милым парнем, красивым - и изломанным, израненным под колёсами её автомобиля.
На её авто - ни царапины. На его теле - переломы и ссадины. Ушибы. Сильное внутреннее кровотечение.
Тогда его вытащили с того света.
…Она даже не думала, что так привяжется.
– Знаешь, - он посмотрел на неё своими привычно тёмными глазами, подмигнул и повернул ключ зажигания, - это будет весело. Ты ведь не видела мой мир до сих пор?
– Не видела, - согласлась она.
…Он лежал среди всех этих трубок и аппаратов, такой мервенно-бледный, и она даже не представляла, что натворила. Её из-под суда отпустили, потому что она пообещала его матери оплатить операции и всё, что понадобится. Но кому ещё, кроме мамы, этой бледной, измученной женщины, он будет нужен?
Его девушка - высокая, с каштановыми волосами Жанна, - бросила его, стоило только на горизонте появиться проблемам. Врачи не давали никаких гарантий. Пожалуй, о том, чтобы он выжил, молилось только двое женщин во всём этом мире.
Мать - потому что там, в больнице, лежал последний её родной человек, её сын, - и Таня, ибо если он умрёт, она сядет. И надолго.
А ещё её бессовестно лишили прав, и гонять теперь не получится, лишь авто, бедное, пылится в гараже.
…Её автомобиль сорвался с места - она никогда не думала, что он умеет водить вот так. Её за руль не пускали вот уж два года, с той поры, как всё случилось. Она и привыкла почти, но ощутить эту скорость - что-то незабываемое! На оживлённом шоссе, среди всех этих машин, отвратительных медленных черепах они были единственной бескрылой птицей.
А теперь наконец-то расправляли те перья, что остались, дабы если не взлететь, то хоть бежать чуточку быстрее, чем получалось.
…Он был таким бледным и уставшим. И смотрел на неё тоже как-то странно - потому что перед ним сидела та, кто лишил его всей нормальной жизни.
Он должен был защищать через два месяца кандидатскую - не валяться тут, на больничной койке. А ещё любил, говорила мама, кататься на лыжах - теперь не мог и на ноги встать. Парализовало по пояс.
Мечтал о том, что женится на этой своей надменной Жанне, но она уже успела куда-то убежать.
– Быстрее!
– закричала она, запрокидывая голову назад и хохоча. Два года, с поры той аварии, никакой скорости. Два года подряд.
Он только сильнее вдавил педаль газа - тут заканчивался город и начиналась окружная, длинная и такая ровная дорога, что можно запускать самолёты. И ей больше всего тут нравилось именно дикое ощущение свободы. И то, что наконец-то её милый автомобиль разомнётся.
…Она не призналась, что это она его сбила. Она не призналась, что это из-за неё он оказался в инвалидной коляске, но послушно, постепенно теряясь в его бархатном голосе и чёрноте глаз, возила её - пока он не сделал первые несколько шагов, пока не смог ходить.