Мантык, охотник на львов

Краснов Петр Николаевич

Мышь шуршала въ трав. Какая-то птичка прыгала тамъ, и ея мрные прыжки казались осторожными крадущимися шагами крупнаго звря. Коля настораживался, взводилъ курки и всматривался тревожно туда, гд по сухой трав кто-то мрно шлепалъ… Ждалъ… Льва? Гіену?..

Холодныя струйки страха бжали по его спин. Волосы шевелились подъ шлемомъ и быстро билось сердце.

Изъ-за горъ точно проткнулась луна. Бросила робкія, неясныя жидкія тни, потомъ тни окрпли, засинли, все стало видно шаговъ на сто кругомъ и все стало необычно въ серебряномъ свт луны. Блдное лицо

Стайнлея стало страшнымъ. Рзкія тни легли на глаза и на ротъ.

Гд-то совсмъ близко завизжали и завыли шакалы. Коля вспомнилъ, что шакалъ не придетъ, если левъ подл, Коля вспомнилъ и то, что говорилъ Мантыкъ: — «всякій зврь живого человка боится». И Коля заставилъ себя выйти изъ оцпеннія и пошевельнулся.

«А если пть?» — подумалъ онъ.

Робко заплъ:

— Гори костеръ, дымись отрадный Башлыкъ и бурку осуши…

Чуть дрогнули рсницы на сомкнутыхъ вкахъ мистера Стайнлея. Разжался тонкій ротъ.

— Коля… вы? — прошепталъ американецъ.

Коля позабылъ страхъ. Онъ припалъ къ американцу, осторожно охватилъ обими руками его голову и приподнялъ ее.

— Мистеръ Стайнлей! Я, Коля, съ вами.

— Пить, — прошепталъ американецъ.

Абиссинская гомба съ тэджемъ, данная Маріамъ, висла на ремн черезъ плечо Коли. Въ ней еще оставалось немного влаги. Коля подставилъ горлышко къ губамъ мистера Стайнлея и сталъ его поить. Американецъ сдлалъ нсколько жадныхъ глотковъ и тяжело вздохнулъ.

— Коля, — прошепталъ онъ, силясь что-то вспомнить. Глубокая складка легла между его бровей. — Ножъ….

Замолчалъ.

— Какой ножъ…. Гд ножъ?.. — спросилъ Коля, оглядываясь.

— Отыщите… и спрячьте ножъ… Чтобы не видали…

И, взглянувъ, замолкъ, и лежалъ тихо, почти не дыша.

Опять страхъ нашелъ на Колю. Положивъ голову мистера Стайнлея къ себ на колни, Коля сидлъ неподвижно и сумбурно неслись въ голов мысли. То читалъ молитвы, путая слова, сбиваясь съ одной на другую, перебивалъ молитвы воспоминаніями, просилъ мамочку заступиться за него, вспомнить его, проклиналъ себя за свою поздку въ Абиссинію, потомъ вдругъ мысли, молитвы, все исчезло изъ головы. Ничего въ ней не было, и тогда было страшне всего.

Медленно, медленно шло время. Незамтно подымалась луна и короче становились синія тни. И страхъ то уходилъ, то съ двойною силою овладвалъ Колею.

XXI

ПО ПРИКАЗУ НЕГУСА!

Гд-то далеко дружно залаяли собаки. Ихъ лай показался Кол спасительнымъ. Онъ осторожно переложилъ голову мистера Стайнлея на землю и прислушался.

Лай не смолкалъ. Коля всталъ, оперся на ружье и ждалъ. Собаки заливались наверху, въ деревн. Теперь Кол стало легче, онъ даже прошелся шага на три по площади.

А время такъ медленно шло! Цлая вчность, казалось Кол, прошла, а луна все висла на томъ же мст, и тени были все такія же короткія.

Теперь Коля слушалъ во всю… Онъ уже не обращалъ вниманія на близкіе шумы, на мышиную бготню въ трав, на прыжки какихъ-то невдэмыхъ птичекъ — его слухъ былъ далеко впереди, на скат

горы, возл деревни. Ему казалось, что онъ долженъ услышать шумъ людей издалека, отъ самой деревни, и испугался и обрадовался, когда совсмъ близко отъ себя услышалъ говоръ и шорохъ шаговъ и бодро крикнулъ Мантыкъ:

— Коля!.. Коль…. Кооль… гд ты?

— Я здсь, — крикнулъ Коля, и удивился, какъ слабъ и глухъ былъ его голосъ.

Люди шли по разслин, и потому долго не были видны. Они показались сразу, съ бумажными фонарями, прыгавшими въ трав, какъ громадные свтляки. Съ шумнымъ говоромъ толпа абиссинскихъ ашкеровъ наполнила террасу. Шесть рослыхъ галласовъ принесли альгу. На нее осторожно положили мистера Стайнлея и понесли въ гору. За ними шли Мантыкъ и Коля, позабывшій и страхи и усталость и теперь озабоченный положеніемъ мистера Стайнлея.

«Шумъ» Минабеллы принялъ горячее участіе въ американца. Для него очистили лучшую хижину. «Шумъ», старый солдатъ, видавшій виды, осторожно раздлъ мистера Стайнлея и осмотрлъ его рану. Ее омыли и кое-какъ забинтовали. Мистеръ Стайнлей слегка стоналъ, но не приходилъ въ себя. Онъ, видно, много потерялъ крови.

— Рана, — сказалъ «шумъ», обращаясь къ Мантыку и Кол — не отъ когтей или зубовъ звря. Рана нанесена ножомъ. И намъ надо узнать, кто осмлился въ пустын напасть на благо? Какъ очутился онъ тамъ? Что онъ тамъ длалъ?.. Почему на немъ нтъ никакого оружія? Это все важно знать для Афанегуса… Ибо пустыня не европейскій городъ. Въ ней нельзя безнаказанно убить человка. Я попрошу васъ остаться пока въ деревн и ждать ршенія негуса.

«Шумъ» отправилъ молодого баламбараса съ ашкерами на то мсто, гд былъ найденъ мистеръ Стайнлей, другого пожилого ашкера отправилъ съ бумагой въ Гадабурка къ геразмачу Банти, съ просьбою по телефону переговорить съ Аддисъ-Абебой и получить оттуда указанія. Колю и Мантыка допросили каждаго отдльно, кто они и что длаютъ въ Абиссиніи.

Про Мантыка «шумъ» уже слышалъ, да и видлъ его нсколько дней тому назадъ, когда Мантыкъ былъ въ Минабелл, слышалъ «шумъ» и про Инглезовъ. Къ Мантыку онъ отнесся исключительно хорошо, какъ къ храброму охотнику на львовъ и оставилъ его на свобод, Колю же попросилъ не отлучаться изъ хижины, которую отвелъ для него и на просьбу Коли быть при мистер Стайнле, такъ какъ никто не говорить, кром него, по-англійски, отвтилъ ршительнымъ отказомъ.

Такъ прошелъ для Коли томительный день въ грязной, полной блохъ, абиссинской хижин. Два ашкера съ ружьями сидли у входа въ хижину. Это были «забанья» — часовые. Коля не придавалъ этому значенія. Совсть его была чиста. Это была формальность. Вроятно, допросятъ мистера Брамбля, узнаютъ, что Коля его слуга и Колю отпустятъ.

Но гд былъ мистеръ Брамбль? Куда двался его караванъ съ многочисленными слугами, мулами и верблюдами? Что скажетъ мистеръ Брамбль? И нтъ ли тутъ и его руки?…

Такія мысли волновали Колю. Онъ пробовалъ спрашивать своихъ «забанья», но черные ашкеры только скалили зубы на его вопросы и ничего не отвчали.