Мантык, охотник на львов
Шрифт:
Мантыкъ срывался опять на воспоминанія, какъ пугалъ привидніемъ пароходъ….
— Ты знаешь, когда праздникъ-то у васъ былъ, а я выходилъ. Слушаю… А какъ заплъ ты — и совсмъ позабылъ осторожность, вылзъ наружу. Чуть меня не залопали.
Въ полдень завтракали тми запасами, что такъ заботливо приготовила Маріамъ.
A посл завтрака и пошло. Тэджъ ли стараго геразмача оказался слишкомъ крпкимъ и ударилъ Кол въ ноги, или недостаточно онъ окрпъ для большого перехода, или волненіе отъ приближенія къ цли его лишило силъ, но онъ едва плелся за Мантыкомъ.
— Мантыкъ! — жалобно говорилъ онъ, — Мантыкъ! не дойду я… Не могу я больше…
— Будемъ пть, Коля! Мужайся. Запвай нашу любимую добровольческую «Алексевскую»:
— Пусть свищутъ пули, пусть льется кровь,Пусть смерть несутъ гранаты, —слабымъ голосомъ началъ Коля, и Мантыкъ пристроился къ нему вторымъ голосомъ:
— Мы смло двинемся впередъ,Мы — Русскіе солдаты!Они шли рядомъ. У Мантыка на лвомъ плеч, по охотничьи, было надто его ружье, его гордость — штуцеръ-экспрессъ. Сумка съ припасомъ висла на боку, шаму скрутилъ и одлъ по-солдатски, какъ скатку. Онъ шелъ твердымъ ровнымъ шагомъ подъ псню и плъ легко и свободно.
— Въ насъ кровь отцовъ богатырей,И дло наше право,Сумемъ честь мы отстоятьИль умереть со славой?!Теперь уже Коля ему подтягивалъ слабющимъ голосомъ. Мантыкъ этого не замчалъ. Орлинымъ взоромъ смотрлъ онъ на близкія горы и поднимался на нихъ легко и свободно.
— Не плачь о насъ, святая Русь,Не надо слезъ…. Не надо!Молись о павшихъ и живыхъ —Молитва намъ награда!Мантыкъ плъ и грезилъ. Думалъ о томъ великомъ дн, когда пойдетъ онъ спасать Россію отъ ига коммунистовъ. Онъ видлъ себя то лежащимъ въ цпи и мтко стрляющимъ, то съ ручною гранатою въ рукахъ кидающимся въ окопы, то лежащимъ на пол сраженія съ тяжелою, смертельною раною въ груди. И отъ того псня его звучала съ особымъ смысломъ и, какъ ни тяжело было идти Кол, онъ плелся за Мантыкомъ.
— Не плачьте, матери, отцы,Бодритесь, жены, дти,Для блага Родины святойЗабудемъ все на свт!— Мантыкъ! — не могу я… Дай хоть приссть на минуту. Голова кружится, — молилъ Коля.
Мантыкъ схватилъ Колю подъ руку и, увлекая его за собою, вдохновенно плъ:
— Впередъ-же дружно, на врага,Впередъ! полки лихіе!Господь за насъ — мы побдимъ!Да здравствуетъ Россія!— Мантыкъ! оставь меня…. Брось… я не могу больше.
Коля опустился на землю.
— Коля! Да мы у цли… Вотъ онъ и крестъ….
Коля поднялъ голову. Его лицо было блдно. Со лба текли крупныя капли холоднаго пота.
— Гд?… Гд крестъ?… — тихо прошепталъ онъ.
— Да вотъ онъ… — Мантыкъ былъ смущенъ. — Вотъ термитскій муравейникъ… двойной, какъ двусвчникъ молочай…
Мантыкъ растерянно оглянулся. Онъ былъ увренъ, что врно привелъ Колю на то мсто, гд онъ видалъ крестъ, но креста тамъ не было.
XIX
АЛЛО!.. АЛЛО!
Солнце спускалось къ лиловымъ, прозрачнымъ въ вечерней дымк горамъ. Тни становились длинне. Тропинка, съ которой сошли Мантыкъ и Коля, поднималась круто въ гору. Кругомъ была сбитая, помятая, сухая прошлогодняя трава, колючій, низкій кустарникъ, тутъ и тамъ торчалъ темнозеленый пушистый можжевельникъ и молочай съ двойнымъ стволомъ стоялъ прямой, точно дикирій. [67]
До заката оставалось не боле часа.
Коля поднялся на ноги и слдилъ за Мантыкомъ. Мантыкъ снялъ съ плеча ружье и, опираясь на него, оглядывалъ мстность. Онъ провелъ ладонью по лбу.
67
Двусвчникъ.
— Погоди, Коля… Дай сообразить… Ты не помнишь, какъ тамъ написано на пергамент?
— На югъ отъ креста, — тихо сказалъ Коля. — Ниже Минабеллы…. Пять шаговъ…..
— Да, врно…. Я не ошибся…. Ниже Минабеллы… Вонъ на гор дымъ видать — тамъ Минабелла.
Мантыкъ внимательно осмотрлся кругомъ.
— Крестъ былъ тутъ. Я самъ его видлъ. Между этимъ молочаемъ и тмъ можжевельникомъ.
Онъ бросился вверхъ.
— Коля! — крикнулъ онъ. — Пропало все! Они были тутъ! Проклятые твои англичане!
Коля вскарабкался за Мантыкомъ.
Кругомъ была страшная дичь. Камни, кусты, травы, рытвины, колючки, ползучки, все переплелось, сбилось, мшало идти, хватало за поясъ, цпляло за одежду. Тамъ, гд стоялъ Мантыкъ, трава была примята. Кустъ можжевельника надломленъ.
Здсь, какъ собака ищейка, ползалъ на колняхъ въ густой трав Мантыкъ.
— Здсь они были…. Гляди — слды сапогъ, подбитыхъ гвоздями. Слды босыхъ ногъ…. Видишь.
Коля ничего не видалъ. Земля была покрыта травой и усмотрть между ея сухими стволами слды людей могъ только зоркій глазъ Мантыка.
— Вотъ гд былъ крестъ, — крикнулъ вдругъ Мантыкъ.
Между камней торчали почернвшіе обломки доски. Разломъ былъ свжій. Срыя щепочки лежали на земл.
— Ты понимаешь, что они сдлали? Они сломали крестъ. Они унесли его… Вотъ видишь, гд тащили — кусты поломаны.
Мантыкъ шелъ по слду и вдругъ остановился, сдвинулъ свою малиновую шапочку и истово перекрестился. Коля, забывъ усталость и превозмогая боль натруженныхъ ногъ, поднялся къ нему.
Въ трав лежалъ сломанный восьмиконечный деревянный крестъ, сбитый изъ широкихъ досокъ.
Что обозначалъ этотъ крестъ дяди Пети? Былъ онъ намогильнымъ крестомъ, поставленнымъ на мст погребенія дяди Пети по его указанію, или самъ дядя Петя поставилъ его въ этомъ пустынномъ и глухомъ мст, чтобы указать мсто клада — кто могъ на это отвтить?
Крестъ былъ точно такой, какъ былъ нарисованъ на наградномъ лист дяди Пети.
Мантыкъ посмотрлъ на солнце.
— Еще успемъ, — прошепталъ онъ.
— Что ты думаешь длать? — спросилъ Коля.
— Снесемъ крестъ на его мсто и поставимъ. Ты поддержишь его. Я посмотрю, куда упадетъ отъ него тнь и найдемъ, если не кладъ — они наврно взяли его, то мсто клада. Берись снизу, теб легче будетъ нести.