Марина из Алого Рога

Маркевич Болеслав Михайлович

"А твоя Марина, подумалъ графъ и улыбнулся, вспомнивъ о ней, — должно быть, сама не прочь толковать хлопцамъ о борьб за существованіе"…

— И такъ и не добились мы ни до чего! заключилъ межъ тмъ г. Самойленко, — причемъ, разумется, не счелъ нужнымъ упомянуть, что изъ пяти школъ, содержимыхъ на деньги Завалевскаго, дв были закрыты еще въ прошломъ году, вслдствіе того, что родители перестали вовсе посылать туда дтей своихъ; школы же значились въ вдомостяхъ существующими, и ассигнованныя на нихъ деньги шли, въ числ другихъ доходовъ, въ бездонный карманъ господина главноуправляющаго.

— Но этотъ самый недостатокъ

въ хорошихъ учителяхъ, на которой вы жалуетесь, сказалъ Завалевскій, какъ бы обрадованный представившимся ему аргументомъ, — не говоритъ-ли онъ краснорчиво за полезность такого заведенія, которое могло бы подготовлять достойныхъ и надежныхъ наставниковъ для народныхъ школъ?

Достойныхъ и надежныхъ? хихикнулъ г. Самойленко. — Да одно изъ двухъ: или вы дадите ему въ вашемъ институт высшее противъ его сословія образованіе, такъ онъ у васъ полугода въ школ не останется, а убжитъ въ городъ, на желзную дорогу или какое тамъ другое мсто… А обяжете вы его, положимъ, по уставу вашему, прослужить сколько-то тамъ лтъ сельскимъ учителемъ, такъ онъ или съ ума сойдетъ, или пулю себ въ лобъ пуститъ, потому вообразите себ образованнаго человка въ нашей глуши лсной, — каково ему жить съ нашими волками четвероногими и двуногими!… Если жь вы его самого на первоначальной грамот да на четырехъ правилахъ ариметики держать будете, такъ вдь изъ него тотъ же пьянчужка ледащій учитель выйдетъ, что и теперь не знаемъ мы какъ съ ними быть. Такъ на что вамъ тогда для расплода этой дряни институтъ заводить!..

— Позвольте однако, пробовалъ защищаться Завалевскій, — вы ставите такую произвольную дилемму…

Но Іосифъ Козьмичъ расходился окончательно.

— Позвольте вамъ сказать, Владиміръ Алексевичъ, что народнаго образованія, такъ какъ вы — я очень хорошо понимаю васъ, — такъ какъ вы бы желали, не достигнете вы никакими институтами, ниже большимъ даже жалованьемъ учителямъ!.. Человкомъ сдлать почитай изъ звря дикаго, какимъ приходитъ у насъ въ школу мужицкое дитя, — не легкое дло, поврьте моему слову, и посвятить себя ему наклонность особенная нужна, все равно, что, положимъ, на флейт играть или тамъ къ механик что-ли, — призваніе прежде всего нужно…

Завалевскій задумчиво улыбнулся, — онъ словно ждалъ довода и въ душ своей не находилъ на него возраженія.

— Апостолатъ нуженъ, да, тихо заговорилъ онъ про себя, забывая о присутствіи г. Самойленки и покачивая головою справа налво, какъ онъ это обыкновенно длалъ въ минуты размышленія, — отреченія во имя любви и высшихъ задачъ духа… Создается-ли это искусственно?.. А откуда возьмутся живыя силы тамъ, гд внизу мордовскій богъ, повыше культъ мертвящаго, животнаго матеріализма… и ни традиціи, ни устоя…

Іосифъ Козьмичъ не совсмъ разслышалъ, но понялъ такъ, что графъ внутренно сдается на его доводы.

— Трудно-съ, очень трудно, заговорилъ онъ онъ, — особенно когда ни съ какой стороны дло это надлежащей поддержки не находитъ. Мры правительства въ этомъ отношеніи…

— Правительство, такъ! вдругъ горячо прервалъ его Завалевскій, — а вы не чувствуете, какъ смертельно обидно за страну, гд и въ такомъ насущномъ, кровномъ дл нужно, чтобы чиновникъ толкалъ васъ въ шею?…

Г. Самойленко и опшилъ, и обидлся въ одно и то же время.

— Да-съ, язвительно прошиплъ онъ, — и, смлымъ скачкомъ перекидываясь на противоположную сторону вопроса, — а вотъ что можетъ легко случиться: вы вотъ, напримръ, доброхотно и отъ правительства совершенно самостоятельно

вздумали учредить образовательный институтъ, и деньги большія на него пожертвовали, и даже самое жилище вашихъ предковъ…

— Il n'en d'emord pas! засмялся внутренно графъ.

А тотъ продолжалъ все зле:

— И, разумется, почитаете себя въ прав разсчитывать, что увковчили, такъ-сказать, ваше имя такимъ колоссальнымъ пожертвованіемъ на благое просвщеніе… Вдругъ-съ посл вашей кончины — при жизни вашей этого, пожалуй, не сдлаютъ, — вздумается тамъ въ Петербург какому-нибудь департаменту, или совту, что институтъ вашъ вовсе никому не нуженъ, а деньги могутъ съ гораздо большею пользою быть употреблены на другое назначеніе. Хлопъ — предписаніе!… И этотъ вашъ дворецъ отдается подъ какое-нибудь интендантское депо или сводную конюшню, а капиталъ розданъ большимъ лицамъ въ займы, съ разсрочкою платежа на 37 лтъ…

— Да, пожалуй, поручиться нельзя! громко засмялся Завалевскій, и подумалъ: "а онъ очень уменъ однако!"…

Еще разъ настало молчаніе.

Завалевскій прервалъ его вопросомъ, который снова озадачилъ его уже, казалось, торжествовавшаго собесдника.

— Скажите мн однако, на какое другое учрежденіе могъ бы я съ большею пользою пожертвовать деньги мои и этотъ домъ?

— А вы ужь непремнно желаете пожертвовать? растерянно пробормоталъ господинъ Самойленко.

— Да, потому что, не почитая себя способнымъ ни на какую полезную задачу, я могу служить такимъ цлямъ единственно матеріальными средствами, имющимися у меня въ распоряженіи…

— Но почему же, позвольте узнать, Владиміръ Алексевичъ, вдругъ началъ Іосифъ Козьмичъ, ласковымъ, льстивымъ голосомъ, пробуя, en d'esespoir de cause, и этого фортеля, — почему же въ васъ такое недовріе къ собственнымъ вашимъ силамъ? При вашемъ, кажется, положеніи и образованіи польза, которую бы вы могли принести государству…

— Да очень просто, не далъ ему кончить Завалевскій, — потому что я вообще въ пользу не врю!…

Уменъ былъ дйствительно господинъ Самойленко, но это было ршительно выше его пониманія.

Онъ не усплъ еще найти слова въ отвтъ на это странное признаніе, какъ вдругъ изъ библіотеки донесся шумъ чьихъ-то спшныхъ и тяжелыхъ шаговъ, и кто-то, еще невидимый, запыхавшимся и визгливымъ голосомъ прокричалъ:

— Je veux ^etre d'ecapit'e si je vous c`ede sur ce point, — никогда Абиссинцы не были Семитами! Mais o`u diable ^etes vous?

— Сюда, сюда! громко отвчалъ съ мста Завалевскій, засмявшись. — Это Пужбольскій. объяснилъ онъ Іосифу Козьмичу, — большой оригиналъ, какъ увидите…

Дйствительно, въ дверяхъ кабинета показалась здоровая и рослая фигура, съ выпуклыми грудью и животомъ, огненною, лопатою, бородой, въ мягкой, чернаго цвта, пуховой шляп, надвинутой на самыя брови, и съ лезвеемъ скиры на длинномъ топорищ, тускло блествшемъ при послднемъ сіяніи дня надъ его правымъ плечомъ. Словно самъ Ричардъ-Львиное Сердце или одинъ изъ мрачныхъ героевъ Шекспировскихъ историческихъ драмъ ввалился въ комнату…

Іосифъ Козьмичъ, никогда не читавшій Шекспира, глядлъ, недоумвая, на него и на его топоръ, между тмъ какъ Пужбольскій, продолжая начатый съ Завалевскимъ въ коляск, два часа тому назадъ, споръ о происхожденіи абиссинцевъ, возглашалъ пискливымъ фальцетомъ. которымъ, какъ бы въ насмшку надъ его богатырскимъ видомъ, надлила его причудливая природа: