Материалы к альтернативной биографии
Шрифт:
Уверен, им понравится эта стратегия надругательства над тем, что претендует пережить их. Кто не рад накарябать своё имя на стене знаменитого дворца или храма! В нашем случае хамы-туристы выдают себя за архитекторов, и отчасти они правы...
Ваша повесть - позор для меня, но мне к нему не привыкать. Я думаю о том, что будет с Вами, когда они поймут, что из Вас тоже можно соорудить себе мемориал, когда о Вас начнут сочинять похабные небылицы! Не дай Вам Бог дожить до этих дней!
Берегите себя"
***
Я решил над ним смиловаться - позволить ему умереть автором "Вампира". Франкессини уже внедрился в общество карбонариев, приобрёл в нём авторитет своей беспощадностью. Он хочет сдать их всех от имени Байрона. Уже прислал мне текст доноса. Сегодня я отредактирую его и оформлю, завтра отправлю в Италию, а через неделю всё будет кончено для него и начнётся - для меня.
Уверенный в успехе моего друга, я обнародовался, не дождавшись его вестей.
***
На обложку с моим именем никто смог смотреть без недоумения, даже я сам. Оно казалось нелепым претенциозным псевдонимом. Произошло что-то вроде тихого скандала. Публика разделилась на тех, кто не верил в моё авторство; тех, кто не верил в моё существование; тех, кто проклинал меня за клевету на их кумира и тех, кто нашёл, что повесть на самом деле слаба и может понравиться только чахоточной пасторской дочери.
Карбонарии несдобровали, но этот пройдоха выбрался сухим из воды и осчастливил вселенную парой среднеформатных поэм, четвёртым этапом "Паломничества" и новым крупным проектом.
Франкессини исчез. Я был уверен, что его вычислили и прикончили повстанцы, или того хуже... Странно - я не понимал до конца, как опасен вампир. Или мой страх не вязался с воспоминаниями о человеке, сентиментально преданном домашним моськам, сорящем золотом и трясущемся над каждым медяком, способном переплыть штормящее море и спотыкающемся на ровном месте.
Я жил в Брюсселе в той же гостинице на те же милостыни и ждал теперь лишь одного - чтобы меня оставили в покое мои критики и не мои поклонники. Я всё больше замуровывался, двое, трое суток подряд не выходил из номера; по неделям не говорил ни с одним человеком. Только истязал себя чтением...
Пытался напиваться, но вместе с опьянением приходил он, мой зеленоглазый ужас, смотреть в меня, и это было невыносимо...
Вдруг объявился безымянный красавец.
Он верно служил моим привратником, ограждая меня от постылой шушеры, и я простил его. Он не рассказывал, что за срыв случился в Италии. Пусть молчит. Может быть, так нам
***
Было пасмурное утро. Мне не хотелось вылезать из ванны, а на уме вертелась странная песенка Бёрнса:
Три короля из трёх сторон
Решили заодно:
Погибнуть должен юный Джон -
Ячменное зерно...
Кажется, я стал её напевать.
Тут ко мне вошёл Франкессини. Он держал изогнутый кинжал с перламутровой рукояткой. Не задумываясь, зачем ему сейчас это оружие, я сонно заметил, что видел прежде подобный нож.
– Скажи "этот" и не ошибёшься.
– Не начинай. Всё забыто.
– Да, конечно. Дай твою руку.
Я молча протянул руку. Он бережно вытер её платком, быстрым точный движением вскрыл запястье и тотчас погрузил в воду, словно распечатанную бутылку красного вина.
– Что это!
– всхлипнул я.
– То, что тебе хорошо знакомо, Уилл.
Да, это головокружение, иллюзия сумрака, монотонный слабый звон в ушах... Привычные ощущения мешали мне по-настоящему испугаться.
– Не смотри туда. Смотри на меня, - быстро говорит убийца, сжимая в кровавой воде мою ладонь. Нож брошен на дно, освобождённая от него рука держит мою голову: большой палец под подбородком, указательный - за ухом, - Это быстро и совсем не страшно. А там - исполнятся твои мечты. Ты станешь легендой, мучеником литературы...
– Он этого хотел?
– Он - глупец - был бы рад сейчас оказаться на твоём месте.
– Я ничего не понимаю!...
– Ещё в Кембридже я положил на него глаз: робкий, неуклюжий, жалобно-миловидный, вполне доступный парнишка с громким именем - он не позволил мне только одного - вырезать из него сердце. Я дал ему время одуматься. Пять лет назад по его тоскливым стихам я решил, что он готов... Разве не пышную церемонию мы ему уготовали?... Но он снова вывернулся!