Медвежий Хребет
Шрифт:
Это было последнее мероприятие, проведенное секретарем комсомольской организации заставы Сторожевой Ишковым.
…Утром, чуть свет, едва громкоголосые пичуги на тополях вокруг заставы сыграли подъем, к воротам подкатил грузовик. Из кабины вылез Паршин — тот самый, который привез на Сторожевую Тимофея. На крыльцо казармы вышел Ишков.
— Ну что, поехали, товарищ старшина? — спросил шофер, постукивая сапогом по шине: не спустила ли?
— Давай, друже, чуток задержимся, — попросил Ишков.
— А что такое?
— Да, понимаешь, у нас на участке сегодня ночью
После заката погода испортилась: куражится ветер, по небу бродят косматые тучи, в разрывы между ними иногда пробивается тусклая луна.
Таня вернулась из клуба поздно, после киносеанса. Включила свет — словно огромной ладонью стерло темноту в комнате. Отца дома не было: уехал на совещание в районный центр. Садясь в машину, отец не переставал ругаться: зачем ему ехать на это совещание? В райисполкоме собирали для накачки председателей колхозов, отстающих с уборкой урожая, а «Пограничник», слава богу, рассчитался по всем статьям. Но председатель райисполкома распорядился категорически: всех собрать, всех подстегнуть полезно. Вот и поработай с таким руководителем.
Без отца Таня всегда скучала. Она была к нему так привязана, быть может, оттого, что выросла без матери, утонувшей при купании в озере, когда дочери не было и года. Бакушев, жалея дочь, остался вдовцом. Так и жили они уже двадцать лет вдвоем.
Таня села у стола, раскрыла книгу. Но читать не хотелось. На сердце было тоскливо, одиноко. Теперь такое настроение у нее было частым. Таня понимала, откуда оно: Тимофей. Если бы раньше ей сказали, что можно так влюбиться, она бы засмеялась. Еще чего не хватало! Она шутила с парнями, заигрывала, озорничая, даже целовалась, но все это было не то. А вот теперь этот пограничник вошел в сердце, вошел прочно, может, навсегда. Почему случилось так — Таня не могла понять. Да и не это ее мучило. Мучило другое: нравится ли она ему хоть немножко?
Подперев голову кулаками, Таня закрыла глаза. На дворе непогодь разыгрывалась: ветер уже свистел, завывал, в окна стучали в испуге ветки яблонь и черемухи. На минуту Тане почудилось, что в ставню стучат не только ветви. Отец? Нет, он стучит в дверь, да и не должен он так быстро обернуться.
И вдруг ее сердце сильно забилось: Тимофей! Она сознавала, что нелепо ожидать его в такой час, но чувствовала: это он.
Таня взглянула на окно, послушала. Ухо поймало короткий, трехкратный стук. Она живо встала, заскрипев задвижкой, отворила дверь и вместе с промозглым ветром впустила в избу позднего гостя.
Это был мужчина лет тридцати, с худощавым, заостренным книзу лицом, слегка сутулившийся. На нем — серый коверкотовый плащ и такая же кепка.
— Добрый вечер, хозяюшка, — сказал мужчина, застенчиво улыбаясь… — Простите за поздний визит, но так получилось…
— Здравствуйте, — Таня не скрывала разочарования. — Прошу: проходите сюда…
— Ох, наслежу я вам своими сапожищами, — с мягким смешком заметил мужчина и шагнул к столу. С его одежды струйками стекала вода.
— Ничего, ничего, я подотру… Что на улице, дождик?
—
Действительно, по крыше мерно колотил ливень.
— Одни дома скучаете? — спросил мужчина, оглядывая комнату.
— Да… Отец еще не вернулся. Вы, вероятно, к нему?
— К нему. Но если его нет, то вы, может статься, дадите мне справку. Видите ли, я думаю с попутной машиной добраться до Шелопугино. А у вас из колхоза ходят туда машины. Вот подвезли бы…
— Завтра как будто идут две машины в Шелопугино. Но раненько — часа в четыре утра…
— Ого, — засмеялся мужчина, — рановато. Всех снов не успеешь пересмотреть. Правда, я не возражал бы, чтоб уехать сейчас. Срочное задание. Но выбора, как говорится, нет. Придется ждать…
Он сидел напротив Тани и смотрел на нее открытым, улыбчивым взором. Таня тоже посматривала на него. Мужчина был ей не знаком, прежде она не встречала его. Приезжий, что ли? Будто угадывая ее мысли, мужчина конфузливо сказал:
— Ох, и память у меня! Сижу, разговариваю, прошу подвезти, а представиться забыл. Виталий Фомич Порываев, геолог. Тут у нас недалеко работает геологоразведочная партия. Я оттуда, — он порылся в карманах. — Чтоб знакомство было настоящим, вот мои документы: паспорт, пропуск в пограничную зону, профсоюзный билет… Граница как-никак…
— А профбилет зачем? Его не надо, — сказала Таня, знакомясь с документами. Они были оформлены правильно. — Значит, едете на перекладных?
— Выходит, так… Ну, не буду вас больше задерживать. Спать, наверное, хотите? Да и я пойду в заезжую вздремну…
Он надел кепку. И в этот момент Таня увидела у него на плаще у плеча свернувшуюся змеей травинку. Она пригляделась: болотник! Так называл народ траву, которая росла в заболоченной низине возле речки. Но ведь река — это граница, что мог там делать геолог ночью? Странно…
— Ну, спокойной ночи, — сказал мужчина, поднимаясь. — Большущее спасибо…
— Погодите! — Таня была готова поклясться, что глаза мужчины на какое-то мгновение блеснули настороженно. — Постойте! Я хочу вам показать свою находку, подобрала тут один минерал… А то когда еще встречу геолога?
— Пожалуйста, к вашим услугам, — ответил тот.
Таня неспешно встала со стула, вышла в соседнюю комнату. Снимая со стенки ружье, она подумала: «И эта травинка и настороженность — не пустяк. Лучше задержать — и на заставу. Там во всем разберутся… Окажется все в порядке — извинюсь…» Таня зачем-то поправила ремень. Ружье… Но патронов к нему нет. Под старость отец забросил охоту. Да шут с ними, с патронами, была не была.
Два черных ствола косо взглянули на гостя. Он, подчиняясь окрику, потянул вверх руки. Но тут же с бранью, разом отпрянув, метнулся к девушке. Они сцепились, упали.
Мужчина, ярясь, тянулся к горлу. Таня отбивалась, кусалась. Теряя последние силы, хрипло вскрикнула:
— На помощь! Помогите!
Часы на квадратном комоде в переднем углу отбили двенадцатый час.
…Тимофей, неожиданно для Лаврикина, опустился на колени, припал к рыхлой почве:
— Смотрите, товарищ младший сержант!