Милицейская сага
Шрифт:
Прямо над ними, на среднем пролете убегающей вверх лестницы, выложенной потертой ковровой дорожкой, стояла высокая, отлично сложенная брюнетка в длинном темном платье с белым жабо и такими же белыми кружевами на рукавах. Убедившись, что она замечена, женщина, защипнув платье над коленями, принялась неспешно спускаться. И - жизнь вокруг замерла: хотя лестница выглядела достаточно широкой, находившиеся поблизости остановились, прижавшись к стене или к перилам, как делают водители индивидуальных машин при виде правительственного эскорта.
–
– засомневался Чекин.
– Королева, верно?
– Тальвинский прищелкнул пальцами.
– Прошу любить и жаловать: госпожа Панина, собственной персоной. В свое время прихватил на трехсотрублевой взятке, обставил все до винтика. Но - умная, стерва, сорвалась. Между прочим, до этого побывала в Горпромторге. Сняли по-тихому после истории с Котовцевым.
– Та самая?! И где сейчас?
– Этого не знаю. Но, слышал, вот-вот предом горисполкомка назначат. Ходят слухи, очень удачно под Первого легла.
– Маргарита Ильинична!
– он восхищенно зацокал языком.
– Все так же восхитительна.
Вблизи она оказалась старше, - лет за сорок. Но странно - это ее не портило. Это были сорок лет, вызывающие живое, свежее воспоминание о двадцати пяти. К тому же чуть потрескавшееся лицо было покрыто нежной пленкой крымского загара цвета крембрюле. И на нем разудало улыбались влажные глаза.
– Андрей Иванович! Сколько лет, - с уверенностью красивой женщины она положила Тальвинскому руки на плечи и намеренно томно, чуть приподнявшись на носки, отчего под платьем обрисовался рельеф тугих икр, коснулась губами щеки. Тут же отстранилась:
– Все такой же мужественный и неотразимый. Лучше отодвинусь, чтоб не расстраиваться. А я-то не пойму, что это там за шпана с дядей Сашей воюет. Обозналась, каюсь.
Тальвинский мстительно зыркнул на смутившегося швейцара.
– Слушай, мать, казни, но, кажется, соврал: еще лучше стала. Как настоящее вино, хорошеешь с возрастом.
– Страшно подумать, что будет к семидесяти, - бестактно брякнул Чекин.
Панина вопросительно посмотрела на Тальвинского. Тот посторонился:
– Знакомьтесь. Мой друг и руководитель...
– Майский день, именины сердца. Чекин.
– Тот самый знаменитый Чекин?
– не выказывая обиды, она с интересом, не таясь, оглядела его.
– Наслышана.
– Вряд ли. Я не кинозвезда, - рядом с ней Чекин почему-то чувствовал себя неловким. Может, оттого и грубил.
– В мире, где я вращаюсь, начальник следствия популярней кинозвезды. Очень рада.
– Ой ли?
– Рада, рада. Человек, которого мои бабы особенно часто поминают недобрым словом, обязательно должен быть незаурядным. А я, правду сказать, люблю необычных мужчин.
– Да, забыл представить, - спохватился Тальвинский.
– Маргарита Ильинична Панина. Большой руководитель и - редчайшее сочетание - истинная женщина.
– Ну да, как же.
– Панина, уличающе засмеявшись, подхватила Чекина под руку и повлекла к лестнице, тем
– Вы знаете, товарищ Чекин... Товарищ, это не слишком панибратски? Может, проще по имени?
– Аркадий.
– У! Какая прелесть. Спасибо. Так вот, известно ли вам, Аркаша, что на самом деле думает обо мне этот коварный человек? Карьеристка, самодурка и даже - не поверите - воровка!
– Да что вы?!
– Маргарита Ильинична, побойся бога!
– весело поразился Тальвинский.
– Ни сном, ни духом.
– Точно, точно, - Панина пальчиками повернула подбородок Чекина к себе, как бы предлагая не обращать внимание на оправдания сзади, а слушать только ее.
– Он ведь даже, остроумец эдакий, в тюрьму меня посадить хотел.
– Ах, злодей!
– усмехнулся Чекин.
– Маргарита, помилуй!
– пораженный ужасным поклепом, Тальвинский протестующе воздел руки.
– Хотел, хотел!
– Панина хрипловато рассмеялась.
– А только не вышло у него ни черта.
Тальвинский деланно смутился, будто вышла наружу старая шалость, за которую положено бы стыдиться. Но - не стыдно, а просто приятно и чуть грустно.
Наверху лестницы, у входа в зал, откуда доносились громкие выкрики, Панина приостановилась:
– У нас тут сабантуй. Вы как, со всеми или в кабинет? Если в кабинет, то могу к вам присоединиться.
– Желательно без аншлага, - среагировал Тальвинский, разом запамятовший о приглашении на девичник.
– Нет проблем, - Панина сделала жест в сторону своевременно подвернувшейся пухлолицей и пухлоколенной официантки.
Та учтиво приблизилась несколько ближе, на расстояние, позволявшее без напряжения слышать, но в то же время сохранявшее почтительную дистанцию между нею и говорившей. - Проводи товарищей...Вы, мальчики, пока размещайтесь. А я заскочу, подброшу моим бабенкам веселья.
И королева, отпуская их, благосклонно склонила длинную шею.
Официантка, аппетитно перекладывая обтянутые миниюбкой ягодицы, провела vip -клиентов через подсобку в портативный кабинетик. Какой-то умелец исхитрился уместить здесь и полный хрусталя сервант, и полированный, в липких потеках стол, одна из ножек которого стояла прямо в глубокой, полной окурков тарелке, и вовсе неведомо как вбитый меж ними диванчик. На диванчик этот Тальвинский, едва войдя, и обрушился.
– Остерегись, развалишь.
– Как же. Не такие нагрузки выдерживал, - Андрей быстро попрыгал, и - диванчик томно, интимно застонал.
– Видал? Где эта официанточка? Душа просит. За Валюху выпить хочу. Пусть ей семейная жизнь пухом будет. - Стало быть, окончательно определился?
– Стало быть, так. Возражаешь?
– Тебе решать. Только имей в виду: служба - это всего лишь служба. А такие, как Валентина, один раз в жизни выпадают. Да и то не каждому, - Чекин сдержал вздох.
– Потому и поминки... Ну, красавица, тебя только за смертью посылать!