Моя Чалдонка
Шрифт:
— Не считала, не знаю.
Нина замолчала, насупилась. Да уж, поймет такая! Не знает даже, сколько у них картошки в подполье.
Но Тамара ничего не заметила.
— Сегодня буфет открывается, слышала?
— Слышала, — ответила Нина. Она в самом деле слыхала про буфет, но сегодня утром Пете и Кире последнюю мелочь наскребли, и у Нины даже и пятачка завалящего нету!
— Мама засунула мне в портфель завтрак, а я его тихонько вытащила и три рубля взяла, — похвасталась Тамара и вдруг предложила: — Хочешь, одолжу рубль? Могу насовсем.
Что это
— Приходи ко мне, — пригласила Тамара, — я тебе свой альбом покажу. В фантики поиграем.
— На рояле?
— На рояле, — подтвердила Тамара. — Это мы с Машей додумались. А ты откуда знаешь? Володя сказал?
— Да, Володя. — «Значит, нахаживает к Тамаре, а не говорит ничего, все злится. Может, ему и дружить со мной наскучило?..»
Все теперь в Тамаре раздражало ее: и меховая шапка, и варежки, и самодовольная улыбка. «Портфель — как у начальника, а уроки небось не выучила!»
Тамара легонько ударила красным портфельчиком по сапожкам, перехватила его из руки в руку.
— А вы… а вы зачем дяде Яше дрова возили? — острым любопытством спросила она.
— Как — зачем? Он же сам не может!
— Я видела, как вы через Урюм переезжали… Ох, а какой пожар вчера был! Я из окна смотрела — небо будто в красных чернилах. Красиво!
— Красиво!.. Дом-то у Сени сгорел… Мы лошадь отвели в школу, побежали на Первый стан, а от дома — одни мокрые головешки!
— Ну-ну, — довольно равнодушно сказала Тамара и с прежним любопытством заговорила: — А Лиза сказала Маше, что у мальчишек тайна. Будто она подслушала, только не все разобрала. Димка мальчишкам сказал: «Вот еще одно воскресенье пропустим». Тебе Володя, наверное, говорил что-нибудь про это? Вы ведь дружите?
— Ну и что? Ничего не говорил.
Нина взяла папку под мышку, замерзшие пальцы сунула в рукав телогрейки. «Вот выдумывает, вот выдумывает! Дрова возили, и все. Какая тут тайна? Неужели Володя не сказал бы? — И остановилась. — А ведь насчет тетради он молчит. Может, в той тетради тайна?»
— А почему сегодня велели пионерам раньше прийти? — спросила Тамара.
— Будем столярку поднимать, — нехотя ответила Нина. — Только уж, наверное, без Сени.
До школы они шагали молча, а у самой школьной ограды Тамара вдруг остановилась:
— Знаешь. Нина, забыла задачу решить по арифметике. Меня непременно Анна Никитична спросит!
«Ага, так я и знала!»
— Как же ты могла забыть? Я еще в субботу решила. Сегодня у тебя полдня было!
— Думала — в воскресенье, а в воскресенье нашлись другие дела, а сегодня поздно встала. Ну, в общем, не успела…
Не успела! Нина пожала плечами: дома ничего не делает, лапа с мамой над ней трясутся, а у нее даже на уроки времени не хватает.
Они прошли еще несколько шагов. Тамара выжидательно смотрела на Нину. Та, занятая своими мыслями,
— Нина, — вкрадчиво заговорила она, — дай мне тетрадку, я на большой перемене спишу. Ты не бойся, я тихонько!
Так вот оно что! Нина остановилась, подогнула ногу, положила папку на колено и застывшими пальцами принялась развязывать тесемки:
— Ох, Тамара, словят тебя. Вот увидишь.
— Подумаешь! — ответила Бобылкова. — В первый раз, что ли? Не получать же мне двойку!
Тесемки никак не поддавались красным, обмороженным пальчикам. Тамара глядела на эти пальцы почти с ненавистью. Тихоня! Строит из себя, а сама, наверное, тоже…
— Будто ты не списываешь! — сказала она со злой усмешкой. — Уж не важничай.
— Я? А ты видела?
— Не видела, а все равно все знают, что ты у Володи списываешь.
— Ты врешь, врешь!
— Не вру! Володя сам говорил.
Володя? Нина снова завязала с трудом развязанные тесемки.
— Ну, и проси тогда у него, раз так. Иди проси! А я не дам!
— Жадина! — зло сказала Тамара. — Я тебе конфету дала… домой пригласила… и рубля не пожалела!
Нина разжала руки, и папка упала на землю.
— Ты что? — наступала она на Тамару. — Я не покупная! На тебе! На тебе!
Конфета в роскошной обертке, скомканный рубль полетели в лицо Тамаре. Сжатые красные кулачки подталкивали Тамару в бок. Тамара, подобрав конфету и деньги и придерживая шапочку, пустилась наутек.
Во дворе вокруг старой, скособоченной столярки шла целая карусель. Под завалившийся бок ветхого здания подвели торчком три бревна. Их связали дощатым сплошным настилом, и сейчас десятки школьников валили на этот настил землю. Лопаты только мелькали — казалось, с неба падает земляной дождь.
И Сеня был тут — в обгорелой телогрейке, с тяжелой землекопной лопатой в руках. Сеня носился от одного конца столярки до другого, и тяжелые пласты земли летели с его лопаты на дощатый настил.
— Так, еще черпачок… А ну еще! Эй, Коноплев, Сашок, поживей! Это тебе не рачков в Урюме ловить. Глядите, как Ерема ворочает, словно медведь-лесовик. Аж серу позабыл жевать. Эй, эй, ты, Сухоребрий, не так отчаянно — руки отмахаешь! Скоро наша столярка, как живая, зашевелится. Земля на бревна, как на рычаги, напрет, и домишко прямиком станет. Тогда мы под него новые балки и подведем. Ну и клуб будет у нас! Будет клуб, будет клуб, — пропел Сеня, — за билеты целый руб!
Лопаты мелькали еще быстрее; толща серой земли на настилах росла, уплотнялась, темнела.
Сеня подошел к Тоне, вытер рукавом телогрейки лицо.
— Вот увидишь, Тонечка, все будет хорошо.
— Насчет себя-то хоть подумал? — тихо спросила Тоня. — Где жить-то будете?
— А мы как-нибудь, — беспечно ответил Сеня и, увидев пробегавшую мимо Карякину, крикнул: — Эй, Нина, постой!
Нина остановилась было, но увидела Володю и, не ответив Чугунку, быстренько взбежала на школьное крыльцо…