Муж есть муж
Шрифт:
Пианино в гостиной смолкло.
Они поставили пластинку.
Симфония №4 соль мажор Малера. Красота.
Я открыла окно и смело бросилась в бой. И вдруг там, за виноградниками, на пологом холме, где до сих пор находят галло-римские черепки, под зелеными дубами с земляничником и можжевельником я увидела возвращающихся детей и их кузенов. Белая веселая флотилия, которая побросала велосипеды, цикломобили и мопеды в тмин и лаванду. Они должно быть во что-то играли и пытались друг друга поймать, ибо я видела, как они бегают друг за другом и, не слыша их, чувствовала, как они смеются. И - пусть они сами этого не знали и никогда не узнают - я знала, что их радость была радостью музыки, звучащей рядом со мной, они танцевали
– Видишь, это и есть счастье.
Жан держал меня за талию. Он подошел ко мне сзади, а я его не заметила.
– Мне бы так хотелось слышать, что он ей говорил! Ты их видел?
– спросила я Жана.
Он их видел. Но надо ли слышать, что было сказано? Это было так красиво - пара детей, словно смотрящих в жизнь.
Сквозь фартук я чувствовала, как пульсирует кровь в теле Жана. На стуле я оказалась вдруг выше его и первый раз в жизни смотрела на него сверху вниз.
– Спускайся!
– сказал он.
– Где твоя ученица?
– У источника, с партитурой. Спускайся!
– Чтобы делать что?
– Спускайся, увидишь…
Я сняла толстые резиновые перчатки, уронила их в ведро, потом медленно, приникая спустилась в его обьятия.
– Наши девушки крестьянки этим летом хороши, - сказал он, глядя на мой лоб, повязанный клетчатым платком деда.
И добавил:
– Теперь, когда балдахин упал, мы ничем не рискуем. Пойдем!
Потом он одарил меня поцелуем, от которого задумалась бы и святая.
Звук клаксона разделил нас.
– Проклятье - сказал он.
– Нет - воскликнула я, - благословение: тетушка Кармен!
Но это была не тетушка Кармен, а наша дочь Вивиан.
С ними случилось ужасное! Да уж, удалась им эта первая самостоятельная поездка в отпуск! Квартира в Бастон-сюр-мэр оказалась совсем не такой, как обещали в агенстве, ее окна смотрели на сардинный завод, горячая вода никогда не была горячей и всегда была ржавой, пляж был усеян булыжниками, а малышка не переносила морской воздух. Ночью она плакала, днем она задыхалась от жары, она выплевывала соски, она была покрыта сыпью… а потом там не было пианино.
– А ей его не хватало?
Нет, конечно, не ей, а ее родителям. У меня дар задавать идиотские вопросы!
– Ты представляешь, папа, - пожаловалась Вивиан, - все это время без вокализа! Это искалечило меня на всю жизнь!
Вивиан посещает класс вокала в консерватории. Она была еще маленькой, когда Жан заметил, что у нее исключительные вокальные данные. Он был для нее неумолимым учителем. Она пересекла детство, не зная ничего кроме музыки. К счастью, она встретила Томаса и любовь. Томас играет на пианино. Он дает сольные концерты и занимается поисками древних музыкальных инструментов. Псалтериумов, кифар, тамбуринов, как в Библии. Это не та музыка, которую я особенно ценю, но я не отважилась бы об этом сказать, я недостаточно квалифицирована. Ведь наша семья живет в настоящем хроматическом гетто. Мальчишки оттуда убежали, добровольно повернувшись спиной к классической музыке. Они заставляют своего отца скрипеть зубами, угощая его воплями Dirty Corpses. Честно говоря, несмотря на уровень, на котором мальчишки нам их преподносят,
Она обвивает руками мою шею и трется щекой о мою щеку. Она пахнет корицей и туалетной водой Королева Венгерская, золотые слезки качаются в ее ушах, каштановые волосы скользят по цветастому платью… моя дочь красива. Она как праздник. Театральный персонаж.
– Милая - говорит она - как будет хорошо дать себя побаловать.
Понимаю! После всего, что с ними случилось!
Я беру на руки Вивет, маленькую кнопочку, благожелательно пускающую слюни мне на руку. Она действительно плоховато выглядит! Девять месяцев и очень спокойный характер, как у большинства современных младенцев, которые спят в корзинках, сдают экзамены и участвуют в конкурсах на спинах своих матерей и часто оказываются в коммиссариате на предмет установления личности еще до того, как у них прорежется первый зуб.
– Где Консепсьон?
– спрашивает моя дочь.
– Консепсьон уехала с убийцей, - говорит Жан.
– Черт! А у меня как раз тонна белья для стирки…
– И она оставила нам Игнасио.
– О! Это хорошо, он обожает Вивет!
Кто может не обожать Вивет? Я взяла ее с собой, я ее переодела, припудрила, причесала, пока ее родители принимали ванну. Жан пошел искать свою сильфиду к источнику, а я думала, что готовить на ужин.
Это был очень веселый ужин. Нас было шестнадцать человек за столом. Малышки кузины остались. Все помогали накрывать на стол в большой столовой, резать хлеб, размешивать салат.
– Кто эта мышка?
– подозрительно спросил Альбин, увидев Фанни, а Поль спросил меня на ухо: - Эта девушка останется надолго?
– вопрос, на который я была неспособна ответить.
А Фанни отогревалась. Они с Вивиан иногда встречались в Консерваториии и тут же заговорили о Шуберте. Кузины тоже. Патриция даже записала Девятую симфонию и дала нам послушать кусочек. Качество было не идеальное, но это было очень мило с ее стороны. Их маленькая английская приятельница находила чудестным, что сам the Conductor ( дирижер, англ) откупоривает бутылку вина прямо перед ней, как простой смертный. Фанни протягивала стакан и говорила: «еще!» Она даже поела жаркого из баранины с тарелки Жана. Она безудержно смеялась и я тихо сказала:
– Не спаивай ее, она не привыкла!
Но она больше нравилась мне такая.
За десертом Лорет - как она выросла с последних каникул!
– Лорет встала у Жана за спиной и обвила его шею руками.
– Это мой кузен!
– сказала она, целуя его под апплодисменты девочек и улюлюканье мальчиков.
– Ой! Мама, я забыл, - сказал Альбин.
– Мы встретили Мадам Леблез, она плачет, потому что ты ее не зовешь!
Есть над чем смеяться!
Я не знаю, кто заговорил о фестивале в замке Кастри. Дети тут же закричали “Пойдем туда! Пойдем!”. А Жан был так счастлив, что сказал: “Я приглашаю всех!”, что было всего лишь манерой выражаться, потому что кто-нибудь должен был остаться присматривать за Вивет и Игнасио. И кем оказался этот кто-то? Угадайте. Им оказалась я.
Их отъезд наступил быстро! В воплях Игнасио, который говорил, что он уже большой! Который тоже хотел ехать! Я пыталась успокоить его, пока Вивиан рассказывала мне о часах кормления, пока все готовились, выстраивались в очередь перед туалетом, одевались, брали куртки на случай холода, кричали: доброй ночи! доброй ночи! исчезали…
Жан был в отчаяньи. Он не понял, что я не смогу поехать, но сейчас, когда он всех пригласил, он не мог пойти на попятный.
Хлопнули двери. Они уехали.