Мы одной крови!
Шрифт:
– Они уже и сами очень сожалеют.
– Жалеют они! Щас-то жалеют, а чё ж раньше её не жалели?! Ваще работать ей не дают, то звонют, то сами к ней бегут, то она к ним. Ей-то зачем опять хлопоты?! И так вся зеленая ходила. А щас так ваще не поймешь, выживет иль нет. Тут одна баба говорила - заражение крови у ней будет, раз кость так раздробили.
– Я все выясню у Олега Павловича, он мне об этом ничего не говорил. А ты езжай домой, отоспись. Как проснешься, отзвонись мне на трубку, я расскажу, как у Аллы дела.
–
– Может, к ней пустят.
– Да никуда тебя не пустят! Алла ещё в реанимации.
– Дак в эту же, операционную, пустили, хоть сперва и ругалися.
– Тогда было другое дело. А в реанимации свои порядки.
– Дак...
– Толик выразительно потер сложенными в щепоть кончиками пальцев, обозначив жест, что можно подмазать.
– Не стоит, Анатолий, - покачал головой Мирон.
– Я уже просил Олега Павловича пропустить меня к Алле, но он против посещений. Она ещё очень слаба, ей все время делают то уколы, то ещё какие-то процедуры, а мы помешаем. Врачи сами знают, как лучше для нее. Скоро он сюда спустится и расскажет новости. Потом езжай домой, а здесь останутся ребята.
– Дак это... Ключи-то от её хаты у меня. Я ж к ней домой часто ездил. А чужих к ней не пустят. Может, ей одёжа какая понадобится. Я б сгонял.
– Одежда ей ещё не скоро понадобится.
– Чё ж она там, в одной простыне, что ль?
– возмутился верный оруженосец.
– Холодно ж ей.
– На этот случай в больнице положены халаты, - усмехнулся Слава непонятливости Толика, ни разу не лежавшего в больнице.
– Дак она ни в жисть не наденет чужой халат! Видал я, какие тут халаты, бабы проходили в них. Чтоб Алка такую тряпку надела!..
– Ключи от её квартиры ребята взяли из её сумочки. Если понадобится, съездят, а с консьержем они договорятся. Да я и сам могу к ней съездить.
– Ну, ладно, раз так, - сник верный Санчо Панса, поняв, что и без него обойдутся. Он привык заботиться о своей начальнице, если та позволяла, привозил ей продукты, знал, что она любит из еды, какие предпочитает напитки.
– Дак это, может, ей поесть привезти?
– наконец нашел он повод проявить заботу.
– Есть ей ещё нельзя.
– Дак как же она без еды-то? Алка без еды не любит, сердится.
– После наркоза есть совсем не хочется. По себе знаю.
Толик маялся, не зная, что бы ещё придумать, чтобы быть полезным, и наконец вспомнил:
– Командир, позволь с твоей мобилы позвонить Алкиной экономке. У ней там котенок, Персом кличут. Алка страсть как его любит, велела за ним приглядывать. Я спрошу, как он, а после Алке записку черкану, пускай порадуется.
Мирон протянул ему свой сотовый телефон, и верный оруженосец набрал номер:
– Зося Пална, это я, Толян. Как там Перс?
Выслушав полный отчет о похождениях шустрого котенка, Толик наконец улыбнулся:
– Вы там
– послушав расспросы испуганной экономки, он ответил: - Я щас приеду, все расскажу.
Отдав мобильник командиру, верный оруженосец пояснил:
– Мне тут одна баба говорила, что котенок Алке заместо ребенка. Может, потому она и не померла. Не хотела его осиротить. Хороший кот, шустрый такой. Я его пока к себе заберу, чё ему одному там маяться. Щас я Алке черкану про Перса, а доктор ей передаст.
Слава достал ручку и записную книжку, вырвал листок и протянул Толику. Тот присел на стул и, сосредоточенно шевеля губами, стал старательно описывать все подвиги сэра Персиваля. Завершив послание, он встал и вернул ручку командиру.
Прошло минут пятнадцать тягостного ожидания. Наконец из-за угла коридора вышел Олег Павлович и направился к ним.
– Ну, как она?
– издалека спросил Мирон, не утерпев, пока врач приблизится.
Тот улыбнулся, и по его лицу было видно, что дела у пациентки уже лучше.
– Ругается, - с улыбкой произнес он, приблизившись.
– А чё ругается-то?
– влез встревоженный Санчо Панса.
– Требует зеркало, косметичку и щетку для волос.
– А-а, - почти в унисон облегченно произнесли Толик и его командир, расплывшись улыбками.
Верный оруженосец уже совсем осмелел, хотя раньше никогда не позволял себе влезать в разговор в присутствии командира:
– Алка у нас крутая. Всем задаст!
– Уже задала, - рассмеялся Олег Павлович.
– Ворчит, что синяки на правой руке, что иглы тупые, что медсестры плохо делают инъекции.
– А чё у вас иглы-то тупые?
– сердито спросил Толик.
– Мы щас мигом сгоняем, да привезем вам острые. Чё её ковырять тупыми-то? И так уж четыре часа её резали да ковыряли.
– Да они не тупые, просто толстые, - улыбнулся хирург, понимая его тревогу.
– Через тонкую иглу кровь не перельешь, сразу закупорится.
– А синяки ей кто наставил?
– продолжал допытываться верный оруженосец.
– В вену не могли попасть.
– Чё ж у вас медсестры такие безрукие...
– укоризненно произнес Толик.
– Алка вон в пистолет отморозку попала и даже лапу его поганую не задела, а ваши в вену попасть не могут...
– У неё очень тонкие вены, к тому же, они спались, когда упало давление.
– Какое давление?
– не понял далекий от медицины Санчо Панса.
– Артериальное, - терпеливо пояснил хирург.
– От большой кровопотери артериальное давление снизилось до критических значений, и нам пришлось осуществлять реанимационные мероприятия.
Таких мудреных слов верный оруженосец не знал и воздержался от дальнейших расспросов, поняв главное - врачи сделали все возможное, чтобы спасти Аллу.