На осколках разбитых надежд

Струк Марина

— Тогда послушай! Рихард выжил лишь чудом, после того как его сбили британцы по твоей вине. Он несколько дней провел в открытом море с тяжелыми ранениями. Его кожа сгорела как от огня под солнцем Средиземноморья. Он рисковал быть парализованным, мой мальчик, но сумел оправиться от ран и вернуться в строй. А потом в Дрездене обнаружили группу шпионов, среди бумаг которой при обыске нашли карту из Розенбурга с пометками Рихарда. Его арестовали и поместили в форт Цинна, страшную военную тюрьму, где на протяжении двух месяцев избивали и унижали, вынуждая дать признание в измене. Мне предложили отречься от него как от врага рейха. Но материнская преданность совсем иное, чем преданность любимой женщины, согласна, русская?

Я отдала почти все, что у нас осталось в активах, я буквально вымаливала его жизнь у высокопоставленных знакомых. Я просила о помощи всех, кого могла, и даже тех, кого раньше ненавидела. Суд признал его частично виновным, но приговорил к смерти. Он мог быть казнен, русская. Его расстреляли бы во дворе форта Цинна из-за тебя, а ты бы никогда не вспомнила о нем. Потому что тогда не было бы никакого приема и никакой журнальной обложки. Тебе больно, русская? Я вижу по твоим глазам, что тебе больно. И знаешь, я даже рада, что снова вижу тебя сейчас. Потому что мне приносит наслаждение, что я вижу твою боль! Я понимаю, что мне этого не хватало! И я как рада увидеть…

Лена вырвала из хватки слабых пальцев свои запястья, прерывая этот злобный монолог. Отошла несколько шагов, опуская взгляд к Артигу, который вдруг снова закрутился вокруг ее ног, словно приглашая к игре. Ей не хотелось показывать свои чувства баронессе, во все глаза жадно наблюдающей за ней сейчас и подмечающей каждый вздох и каждое дрожание ресниц или пальцев. Упиваясь, словно вурдалак ее болью. Чтобы скрыть эту дрожь, Лена запустила руку в шерсть Артига, невольно радуясь его поддержке сейчас.

— Рихард жив? — осмелилась задать вопрос сдавленным из-за невыплаканных слез голосом.

— Пока жив. На Рождество он навестил меня здесь, в Розенбурге, на пару часов, — ответила еле слышно мать Рихарда, словно речь лишила ее последних сил. — Наверное, это Ханке защищает моего мальчика на небесах, раз Ритц сумел дожить до этого дня каким-то чудом. Никогда не думала, что буду торопить Советы и союзников взять Германию… Проклятье!

Они обе молчали, слушая тишину зимнего парка. Даже Артиг вдруг притих и замер на месте, тревожно вглядываясь то в хозяйку замка, то в Лену, словно чувствуя напряжение между ними.

— Ты любишь его? — спросила вдруг баронесса глухо, кутаясь зябко в одеяло. — Так, как писала в своих письмах к нему? Я прочитала вашу переписку когда-то. Каждое письмо. Каждое слово. Если ты действительно любишь его, дай ему шанс покинуть этот ад и наконец-то быть счастливым. Вы как день и ночь, русская, а они никогда не будут вместе. Они могут лишь мельком встретиться на рассвете или закате, но это всего лишь мгновения. Красивые, но безнадежно короткие.

— Война скоро закончится. Осталось всего несколько месяцев, и рейх падет, — заявила Лена смело, вздернув подбородок выше.

— И что тогда? — спросила баронесса устало. — Ты не сможешь жить в Германии, а Рихарду никак нельзя к русским. Потому что после войны всех немцев ждет Сибирь или мучительная смерть, что, по сути, одно и то же. Советы, как бешеные псы, жаждут немецкой крови по праву победителя. Ты этого хочешь для него? Полагаю, что нет. Разве не желаешь ты ему счастливой мирной жизни? Ты никогда не сможешь дать ему этого! Я точно знаю, что это невозможно!

— Никто не может предсказывать будущее. И вы в том числе.

— Узнаю твое азиатское упрямство, — медленно произнесла немка, прикрывая глаза устало. — Оно никогда не доводило тебя до добра. Что ж, если ты желаешь, я, пожалуй, попробую предсказать. Расскажу, что ждет Рихарда, если ему повезет встретить конец войны живым. Но уверенным, что ты мертва.

Лена не ожидала услышать в этом предсказании имя Адель, сорвавшееся так легко с губ баронессы, словно та всегда симпатизировала ей в качестве будущей невестки.

Семья Адели

имеет связи в американском правительстве, а также среди титулованных британцев. А это значит, что Рихарда не станут преследовать за военное прошлое, по крайней мере, отец Адели сделает для этого все. А еще он уже год как заботится о капитале и имуществе семьи фон Ренбек, которые баронесса переправила предусмотрительно в Швейцарию. Именно там Рихард получит свободу и прежний уровень жизни, который положен ему по праву рождения и статусу. Адель — девушка его круга, его воспитания, общих интересов — наилучшая спутница в том. Она станет замечательной женой и матерью его детей. И рано или поздно семейное тепло успокоит его израненную душу и исцелит его раны. И именно поэтому Адель сейчас — спасение для Рихарда. Во всех смыслах этого слова.

— Рихард тоже хочет этого?

Каждое слово далось с огромным трудом. Перед глазами так и стояли многочисленные карточки со страниц альбомов, как фотографическое подтверждение слов баронессы о том, что Адель подходит Рихарду так, как никогда бы не смогла подойти советская девушка. Но даже если бы было иначе, разве просто было перечеркнуть предательство, которое совершила Лена и которое привело к таким страшным последствиям? Как снова завоевать потерянное доверие и вернуть без сожаления растраченные чувства?

— К моему сожалению, нет, несмотря ни на что, — коротко ответила мать Рихарда. И по ее тону, и по выражению лица Лена разгадала, что та говорит правду сейчас. И сердце снова забилось надеждой невольно. Особенно после продолжения, которое последовало. — И это огромное его горе. Потому что любовь должна приносить совсем иное. Любовь должна приносить счастье, а не острое разочарование, муки или даже гибель.

— Мне жаль, что так произошло, — проговорила Лена вдруг открыто и честно, отбросив в сторону свою неприязнь к этой женщине. Пытаясь забыть о том, что та сделала когда-то, и увидеть в ней не нацистку, а только мать мужчины, которого она любит. Настолько, что готова поставить на кон многое — свою свободу, гордость, свое будущее. — Если бы я могла вернуть время вспять, я бы никогда не забрала карту Западного фронта из библиотеки. Я не передавала ее. Все произошло без моего ведома. Потеря Рихарда — была одной из самых страшных для меня. Жизнь без него бессмысленна, даже сейчас, когда война идет к концу. Я вас прошу — дайте мне номер почты Рихарда…

— Есть малое зло, русская, и большое зло. Так же как и счастье, — ответила на это баронесса, открывая глаза. На мгновение Лене этот взгляд напомнил Рихарда во время их последней встречи в парке Розенбурга, и сердце снова сжалось от отчаяния и тоски. Ей ни за что не переубедить баронессу. Она прочитала это в ее взгляде. Но все же согласилась помочь ей и взялась за ручки коляски, когда та попросила отвезти в дом. Все еще надеясь на что, немка уступит ей, раз попросила бумагу и грифель, которых у Лены не было с собой в сумочке.

— Тебе нечего бояться сейчас. Я клянусь тебе самым дорогим, что у меня есть — жизнью Рихарда, что в замке тебе ничего не угрожает. Наоборот — в моих интересах держать тебя подальше от гестапо и молиться, чтобы они не нашли тебя, раз уж ты жива и здорова.

Замок почти не изменился за то время, что Лена не была здесь. Только стал суровее и мрачнее из-за полумрака, царившего в комнатах под прикрытыми ставнями окнами. И ощущение заброшенности, которое Лена ощутила при взгляде на внешний вид замка, только усилилось внутри его стен. Кресла и диваны были накрыты чехлами, а на лакированных поверхностях буфетов и столиков Лена с удивлением заметила пыль. В прежние времена за такой беспорядок Биргит, помешанная на идеальной чистоте, не отказала бы себе в удовольствии отвесить несколько пощечин русским служанкам за малейший намек на беспорядок. Поэтому в замке обычно не было ни пылинки.