На осколках разбитых надежд

Струк Марина

— Но если тебя призовут в армию… — попыталась возразить ему Лена шепотом. Они разговаривали тайком от Кристль, пока рубили на заднем крыльце сухие ветки для растопки. Но Лотта суетилась рядом, по привычке держась около девушки, и Лена боялась, что та может услышать их разговор. Она постоянно забывала, что девочка едва ли сможет рассказать что-то. Для нее Лотта была обычной девочкой, какой когда-то была неугомонная Люша. И иногда ее молчание даже причиняло боль. Потому что так быть определенно не должно было.

— Если меня призовут, я смогу высылать вам часть своего пайка, — отрезал Людо. По его глазам Лена видела, что он принял для себя решение почти сразу

же, как она заговорила о том, что узнала. И сделал это с явным облегчением в глазах, как ей показалось. — Если меня убьют, то вы все равно будете получать пособие по потере. По вдовству. Только не бросай Кристль, Лене, прошу тебя! Она не вынесет всего этого одна. Ты ей нужна. Не бросай ее, когда придут русские. Или по крайней мере, пока не найдешь того, кто позаботится о ней так же, как ты.

И Лена обещала ему. Хотя была почему-то убеждена, что это обещание не придется выполнять, что это могут быть всего лишь слухи, наподобие тех, что постоянно ходили в городе и будоражили и без того напряженных и подавленных людей.

Лена ошибалась. Всего через несколько дней, когда она вернулась из Дрездена, ее перехватил тут же в коридоре бледный Людо и показал извещение о том, что приказу фюрера он призывается на военную службу и должен пройти регистрацию на следующий же день. Кристль еще не знала ничего о происходящем — как почтальон Людо получил эту бумагу в числе прочих.

— Они действительно призывают всех, кто остался — стариков и детей. Пока только всех от шестнадцати до шестидесяти, но я думаю, скоро доберутся и остальных мальчиков Юнгфолька. Это значит, что у них не осталось никого, кто мог бы за них воевать. И что скоро конец войне. Главное — нам всем суметь пережить это время, что осталось.

Кристль плакала всю ночь перед уходом Людо для регистрации и получении формы. Лена не спала и слышала, как немец пытался успокоить жену и уверял, что это все не так, как она думает, что еще будет период обучения, а потом распределение. Мол, их просто привлекают заменить военных на охране специальных объектов или в обслуживании зенитных расчетов, только и всего. Никто не пошлет на фронт стариков и детей.

Так как Людо не работал на важном производственном объекте, его причислили к первой категории призывников. Ему была выдана в отличие от остальных категорий военная форма, хотя он и отличался от обычных солдат вермахта повязкой с обозначением батальона Фольксштурма. Кроме того, ему не позволили вернуться домой после регистрации и направили в казармы под Майсеном на весь период подготовки.

Кристль была в отчаянии. Если бы не необходимость ухаживать за Лоттой, подменяя Лену в рабочее время, и заботиться о Мардерблатах, она бы совсем слегла, настолько ее выбило известие о том, что Людо не вернется домой, как другие старики Фрайталя. Она даже ходила узнавать в местное управление делами вермахта, почему ее мужа призвали как обычного солдата, несмотря на возраст и больные ноги. Но ответа так и не получила — ее прогнали, сославшись на занятость, да еще пригрозили, что арестуют за «сомнение в верности приказа фюрера и в победе над врагами рейха».

Через неделю подготовки Людо отпустили домой на сутки. Как выяснилось, он приехал попрощаться. Учли его медицинское образование и прошлый военный опыт, и он распределялся в один из госпиталей вермахта. Кристль так и засияла, услышав это, обрадовавшись, что мужа отправляют не на фронт, как говорили в городке. Но Лена не поверила этому почему-то. Хотя она избегала смотреть на гладко выбритого по уставу Людо, выглядевшего совсем чужим и незнакомым в военной форме с алой повязкой

на руке, она подмечала что-то такое в его взгляде, что подсказало — он лжет им, пытаясь успокоить. Поэтому следующим утром, когда Кристль суетилась, проверяя, все ли положила в заплечный мешок мужа, Лена вышла на крыльцо, где в рассветной дымке Людо сидел на ступенях и курил трубку, глядя в хмурое осеннее небо.

— Это все-таки фронт, да? Тебя отправляют на фронт? — спросила она прямо.

— Медицинский батальон, передовая, — явно нехотя ответил Людо. — Восточный фронт, Лена. Там сейчас гораздо сложнее, чем на Западном. Я не знал, как сказать тебе об этом. Ты и так смотришь на меня так, словно я… а я не… я просто…

Он произнес эти слова, то и дело запинаясь, с такой горечью, что Лена вдруг не сдержалась. Потянулась к нему и обняла. Крепко-крепко. От Людо пахло табаком и чем-то терпким, как когда-то пахло от папы — запах, который она запомнила с детства и сейчас вдруг вспомнила неожиданно. Наверное, поэтому она вдруг расплакалась беззвучно, роняя слезы в сукно мундира, а потом еще горше — когда Людо обнял ее в ответ. За время, что они провели под одной крышей, Лена привязалась к нему, несмотря на отчуждение, которое было между ними долгое время, и понимать, что он уходит на фронт и может никогда не вернуться, было невыносимо.

— Будет-будет, — погладил ее через некоторое время по голове Людо. — Не нужно меня раньше времени оплакивать. Знаешь, поговорку? Старых ворон трудно поймать [154] .

Он отстранил ее от себя и вытер пальцем слезы с ее щек. Его собственные слезы спрятались в глубоких морщинках, откуда блеснули в утреннем свете.

— Ты знаешь, что? Разыщи своего летчика, Лене, — вдруг сказал Людо мягко. — Ты должна найти его. Именно сейчас, когда все покатилось к концу. Больше такой возможности не будет. Я знаю, ты боишься, что это может навредить всем нам. Но все-таки сделай это! Я думаю, у тебя получится все аккуратно, чтобы не выдать себя. А летчик твой вряд ли тебя сдаст гестапо. Я думаю, он хороший человек. Иначе бы ты никогда не смогла полюбить его так сильно.

154

Аналог русской поговорки: стреляного воробья на мякине не проведешь.

— Он обещал сделать это когда-то, когда вернется… Выдать меня…

— Ну, злость всегда говорит обидные слова. Судя по тому, что мне рассказала Кристль, он вряд ли это сделает. Да-да, ты уж прости ее, но у нас давно нет никаких секретов друг от друга. За годы мы стали одним целым, и что делает или знает один, то непременно знает другой.

У Лены даже дыхание перехватило, когда она вспомнила о том, как они вместе с Кристль помогали военнопленным из лагеря при шахте. И Людо кивнул медленно, словно прочитал в ее взгляде мелькнувшую догадку, а потом покачал головой, когда она снова заплакала, не сдержав эмоции.

— Вот видишь, лучше бы не знала ничего и дальше. Не думай об этом. Тем более, вон как сложилось в итоге. Все без толку, — он помолчал немного, а потом сжал ее руки чуть сильнее в волнении, а взгляд стал жестким. — Запомни все, что скажу сейчас, Лене. И сделай это. Если у Эдны случится срыв — а он случится и скоро, судя по тому, что я видел в ней в последний свой визит — ты должна быть сильной. И должна сделать так, чтобы сохранить остальные жизни — твою, Лотты, Кристль и мальчика Мардерблатов. Внизу, в подвале, в железном ящике есть средство — цианид…