На развалинах Мира

Вольный Владимир Александрович

Ната лежала вся в напряжении, сведя вместе ноги и прикрывая руками маленькие груди. И все же, она совсем не была похожа на подростка. У нее было тело женщины, и какое тело! Отточенные, без малейшего изъяна формы, плавные и манящие изгибы, нежная кожа… Она пришла совсем обнаженной, и ничто не скрывало от моих глаз красоту и волнующую прелесть этой милой девочки… У меня нарастало желание. Я сбросил на пол одеяло, чтобы оно не путалось в ногах, и наклонился к животу Наты. При моем прикосновении он слегка втянулся, и я вновь уловил сотрясающую девушку дрожь. Я знал, что хочу сделать… Медленно, опускаясь все ниже к лобку, я целовал губами ее кожу, нависая над ее телом. Мои губы коснулись низа живота, в том месте, где он начал едва уловимо подниматься вверх, переходя в прикрытые узкой полоской

волос, половые губы. Девушка вся напряглась. Я взял в рот нежную кожицу, захватив ее вместе с волосками, и несколько раз жарко выдохнул.

Ната, совершенно не ожидавшая такого, слегка закусила губы. Ее голова покоилась на подушке, и она наблюдала за мной с широко раскрытыми глазами.

В них проглядывалось недоумение, какая-то боль и что-то еще, пока не совсем оформившееся и не находящее ответа… Перейдя ниже, я быстро спустился к ее ногам и вновь начал подниматься, лаская их губами и легкими прикосновениями пальцев. Я подбирался к заветному месту все ближе и, через некоторое время, вновь коснулся губами манящих меня выпуклостей. Ната стихла, перестав даже дышать. Тогда, очень медленно, преодолевая слабое сопротивление, я начал разводить ее ноги, чтобы освободить себе доступ в святая святых… Девушка приподняла руки, закрывая себе лицо. Она стала заметно бледнеть — это было видно даже в столь неверном свете очага — и я подумал, что в любую секунду она сорвется и начнет биться в истерике. Ната ожидала совсем иного от меня, и, поступи я именно так — может быть, все стало бы иначе… Я решительнее, еще шире развел ее ноги в стороны и склонился к розовеющему отверстию. Первое же мое прикосновение вызвало у

Наты слабый стон. Я рассматривал, исследовал ее вагину, проникая в нее языком, чуть прикусывая на глазах набухающие складки. Ната застонала и попыталась освободиться, выгибая спину. Это еще больше облегчило мне проникновение, что я и сделал, со всей страстью своего желания. Вид обнаженной девушки, доступность ее тела, аромат ее кожи распалили меня так, что я был в полном возбуждении, готовый немедленно овладеть Натой всей народившейся мощью. Я и желал этого и сдерживал себя, решив вначале, дать ей все, что смогу сделать… для того, чтобы доставить ей наслаждение, которого она, может быть, не испытывала никогда. И мне это удалось! Ната, разметавшись по постели, громко и часто задышала, с ее губ срывались стоны и вскрики, она хватала меня за голову и крепко прижимала к своему лону. Я подсунул ладони под ее ягодицы и с силой стал притягивать ее к себе, проникая языком, как можно дальше во влажное, уже истекающее соком отверстие. В этом было что-то волшебное… Каждая клеточка ее тела стремилась к моим ласкам, на каждое мое движение она подавалась сама, казалось, даже ее половые губы обхватывают мой язык, не давая ему выйти наружу. Она еще выше приподняла ноги, согнув их в коленях. Я положил их на плечи, облегчив ее устремления и давая возможность полностью расслабиться, отдавшись моим ласкам. Она изгибалась, стонала, даже кричала — но я не отпускал ее, желая полностью обессилить девушку и сам испытывал от этого страшное возбуждение. Очень скоро Ната громко, в полный голос закричала и резко дернулась, отчего я буквально всем лицом погрузился в раскрывшееся моим ласкам отверстие… Я отстранился, предоставив ей возможность отдышатся и прийти в себя. Все мое лицо было влажным, храня на себе следы оргазма девушки. Я протер его краем простыни. Ната, заметив что я делаю, приподнялась и слабо привлекла меня к себе, положа руки на мои плечи. Я молча опустился рядом, тяжело дыша и положив ладонь на ее грудь…

— Ты… Ты! Как это прекрасно… Милый, мой…

Я вздохнул. Еще никогда девушка не обращалась ко мне т а к, никогда я не слышал т а к о г о тепла и т а к о й нежности…

— Милый… Ты не ослышался! Милый!

Она прошептала это, повернув ко мне свою головку. В глазах у нее блестели слезы. Я, не сдержавшись, потянулся к ним губами. Ната сама подставила лицо для поцелуя, и, позволив себя поцеловать, прильнула губами к моим. Я испытал легкое головокружение. Поцелуй девушки был настолько приятен, настолько сладок, что меня охватила истома… Она целовала и целовала меня, и я вконец потерял границы реальности

блаженства. Ната тихо произнесла:

— Милый мой… Так со мной еще не было… Никогда. Мне не верится, что это было…

— Если ты только захочешь — я сделаю так еще…

— Нет, я тогда сойду с ума… Так хорошо не должно быть много…

— Тебе всегда будет хорошо…

— Я знаю. Теперь я знаю… И верю.

Она положила голову мне на грудь.

— Я не ожидала. Совсем не ожидала — этого… Ты не такой, как все. Я чувствую себя, возле тебя, совсем маленькой девочкой… и женщиной, одновременно. Словно ребенка, ты можешь носить меня на руках, и… даже сейчас — ты ведешь себя так, будто я все еще девственница… Готовишь меня… Дар, как это… Мне не передать словами! Так не бывает!

— Наточка…

Она прижалась к груди.

— Мне кажется — я перестала этого бояться… Тебя бояться. Совсем перестала! И…

Она, вдруг умолкнув, потянулась ко мне. Я обнял девушку, отчего ее грудь прижалась к моей. Словно в тумане, я гладил ее по спине, проводил руками по таким манящим меня ягодицам, целовал… Ната вела себя совсем не так, как вели себя те женщины, с которыми мне приходилось встречаться за свою жизнь — она не отдавалась моим ласкам — сама искала их! Ее губы блуждали по моему телу, не переходя пока ту грань, которую она сама себе установила. Маленькие ладошки гладили мою кожу и голову, всем своим существом она давала понять, как ей хорошо и как она хочет, эту сладость передать мне… Ната прервала свои ласки и, приподнявшись, ловко уселась на меня верхом. Ее колени плотно обхватили мои бока, а животом я почувствовал влажное и горячее место, которым она плотно прижалась ко мне.

— Ты… Почему ты так поступил? — она смешалась. — Разве это не было неприятно? Ласкать так, как ты… я только лишь слышала, что мужчины так могут, но не верила. Я не видела таких мужчин, чтобы были на это способны.

Я покачал головой:

— Нет. Я… я не знаю, я пока не могу говорить тебе, что я… люблю тебя.

Мне столько лет, что я уже не рискую произносить этих слов. И все же, это очень близко…

— Дар…

— А в любимом человеке нравится все. Ты можешь не волноваться… Я не стал бы делать т а к с любой женщиной. Для этого надо желать ее не только телом, но и душой… слиться с ней в минуты ее блаженства и испытывать его самому только оттого, что можешь причинить радость…

— И тебе было хорошо?

— Это не то слово. Меня это переполняет, я сам начинаю себя чувствовать на твоем месте. Ты понимаешь?

— Нет. Не знаю… Я с таким никогда не встречалась… Ты ведь не знаешь, как это было у нас. Я видела, как наших девушек заставляли так делать друг с другом, для потехи клиентов. Они смотрели, смеялись… и всегда их били после этого, говоря, что так могут поступать только шлюхи.

— Тебя заставляли?

— Нет. Я же, как мышонок… Слишком мала ростом для таких представлений.

Мужчинам не нравятся такие… и что ты во мне нашел? Меня просто продавали.

Одному или нескольким на час, два или ночь. Всегда разным, всегда грубым… Но тебе это противно слышать.

У Наты задрожали губы. Я попытался было привстать, но она с неожиданной силой придавила меня к постели.

— Дар, от этого не уйти, не спрятаться. Это всегда будет со мной!

— Но никогда оно не встанет между нами! Я привлек заплакавшую девушку к себе. Сквозь рыдания вырывалось бессвязно:

— Ты… ты… За что? 3а что меня так? Ведь я еще совсем, совсем ничего не знаю, я еще совсем девчонка… А они… Мне нет даже пятнадцати, а я словно жизнь прожила… за что? Господи… Дар, милый, ласковый мой, обними меня, крепче, не выпускай!

Слезы предательски навернулись на мои глаза. На миг исчезло желание обладать этим доступным, влекущим меня телом, и вместо него появилось стремление защитить, оберечь его от всех невзгод, от всего окружающего нас ужаса… Я гладил Нату, целовал и убирал солоноватые капли со щек…

Она затихла, справившись с собой, умиротворенно устроившись на моей груди.

Вся она, полностью лежа на мне, являла собой тоненькую и стройную красоту, каким-то чудом явившуюся мне в дни небывалых испытаний. Ее лобок прижался к низу моего живота, задел напрягшийся член, и у меня вновь сперло дыхание