На санях
Шрифт:
Сразу ему и позвонил, с улицы. Не из дома же вести такие разговоры. Повезло — Щегол был дома. И изображать целку не стал. Сказал деловито:
— «Ранглер» скинуть, какие-нибудь попроще достать? Понял. Надо поглядеть чего там у тебя. Короче так. Завтра у меня забита стрела на Гоголях в одиннадцать. Подгребай. И товар приволакивай.
— Где?
— Ты чё, Мрак, из Кологрива приехал? У елды, на Гоголевском.
А, на бульваре около памятника, сообразил Марк.
К назначенному месту он прибыл без десяти. Джинсы в сумке через плечо. Около зеленого Гоголя (на цоколе
Скоро на аллее показался шустро перебирающий длинными ногами Щегол. Увидел Марка издали, подал знак: не лезь, после поговорим. Ну окей. Отошел в сторону, к фонарю.
Один из фарцов, невысокий чел в дымчатых очках, с ярким полиэтиленовым пакетом поручкался с Вовкой. Они пару минут о чем-то тихо побазарили, потом Щегол заглянул в пакет, кивнул. Что-то сунул в руку. Пакет забрал себе.
— Байбай, — кинул на прощанье дымчатый. — Будет что — звякну.
Теперь Вовка подошел. Рожа довольная.
— Это Репа, человек-легенда. Утюжит у «Метрополя». Наченджил у бундесов два блока «Кента». Отдал по пятнашке.
— Дешево, — удивился Марк. — Пачка два с полтиной.
— Учи экономику капитализма, студент. — Щегол снисходительно хлопнул по плечу. — Двигатель бизнеса — специализация и прибавочная стоимость. Репа — «утюг», он бомбит форинов. «Ходоки» работают с совгражданами, на стриту. А я промежуточное звено — «подгоняла». Берешь у «утюга» блок по пятнашке, подгоняешь «ходоку» по двадцатке, он продает трудящимся в розницу по два с полтиной. Причем «утюга» и «ходока» могут замести опера, а меня — дудки. Риска ноль, а навар такой же. Видал? Пара минут — чирик заработал.
— А почему «утюг» не может напрямую отдавать «ходоку»?
— Потому что главная ценность двадцатого века — информация. А она вот здесь. — Вовка похлопал себя по голове. — Людей надо знать правильных. Кто не сдаст и не кинет. Я таких людей знаю. Система проверенная. Работает как часы. Ну, чего там у тебя в сумке? Да не здесь! Отойдем.
В кустах развернул джинсы, потер, пощупал.
— Солидняк. Стос тебя устроит?
— Сто рублей? А сколько будут стоить трузера попроще?
— Есть Югославия, по виду не отличишь от фирмы, только лейбл срезать. Отдам за сорок. Считай даром.
Шестьдесят рублей останется, а на следующей неделе степуха — еще сорок, прикинул Марк. Буду со ста рублями и в джинсах!
— Заметано. Если югославские подойдут по размеру — даешь шестьдесят, и мы в расчете.
— «Даешь». — Щегол качнул башкой. — Я тебе не сберкасса. Отдал Репе тридцатник, и пустой. Твой «ранглер» еще продать надо. — Он помолчал, что-то обмозговывая. — Тебе мани срочно нужны? Если недельку-другую подождешь, я джины через знакомого «ходока» скину.
— Нет, ждать я не могу.
— Тогда так, — решился Вовка. — Ради друга детства тряхну стариной. Схожу в народ. Скинем твои «ранглера» прямо щас. Я всё сделаю сам. Ты помалкивай, секи по сторонам. Но уговор: сколько сшибу сверх стоса —
— Прямо сейчас? Здесь?
Марк оглянулся на памятник.
— Нет, центровые — ушлые, много не дадут. А у хипни нет бабок. Поедем на «Беговую». Там товарится провинция. Самое «ходоковское» место.
По дороге состоялся инструктаж.
— У «ходока» две задачи: не угодить на «гробов» и на «садовников». «Гробы» — это которые грабанут. Наш брат для бандюганов — мякотка. И при товаре, и в ментуру не нажалуемся. А «садовники» — это которые сажают. Ну, если подкатит ментовозка, это ладно, удрать можно. Но еще бывают мусора в штатском. Оперативники. Научились, суки, под клиентов косить. И тут уж берут плотно, как говорится, на месте преступления с поличным. Но ты не менжуйся, — покровительственно улыбнулся Щегол напрягшемуся приятелю. — С тобой дядя Вова, у него глаз — рентген. «Гробов» и «садовников» я отпеленгую издали. Твоя задача — когда я уже тру с покупателем, зырить по всем направлениям. Не катит ли кто подозрительный. Всё нормуль, Мрак.
— А как ты поймешь, кому предлагать товар? — спросил Марк, посматривая на прохожих. Они уже шли по Беговой улице, людей вокруг было немало.
— Правило первое. Никому ничего не предлагать. Это уже спекуляция в виде промысла, от двух до семи. По мне видно, что я не за шмотьем сюда приканал. Клиент подойдет сам. А я уж буду глядеть, иметь с ним дело или нет.
Они свернули, пошли медленным шагом по небольшой улице. Щегол очень долго вынимал из пачки «Кента» сигарету, угостил и Марка. При ближайшем рассмотрении сигарета оказалась болгарской.
— Это реквизит, — сказал Вовка. — Для приманивания клиентуры. Буду я на себя фирму тратить.
Еще дольше прикуривал, демонстрируя обалденную зажигалку.
Подошли двое, спросили, нет ли на продажу джинсов. Щегол сказал:
— Отвалите. Чё мы вам, фарцы?
— Ты что?! — шепнул Марк.
— Глаза разуй. У нас сорок четвертый размер, а эти — один пятидесятый, второй вообще пятьдесят четвертый.
Точно так же он послал еще несколько человек, хотя один парень был вполне субтильный. Объяснил:
— Бабок у него нет, ему просто на фирму попялиться. Таких дрочил полно.
Минут через двадцать, не поворачивая головы, сказал:
— Внимание. Слева по курсу стоят два джигита. То что надо. Друзья из солнечной Грузии или откуда-то оттуда. Приехали в город-герой за шмотьем. Видишь, куртяхами уже разжились. С таких можно взять хорошую кассу, они не торгуются. Не пялься на них! Идем мимо гордо, мы девушки порядочные.
И точно. Два брюнетистых чела, оба в ярких зимних куртках, но при этом в уродских здоровенных кепках — причем один невысокий и худой, какой надо — подошли.
— Уважяемый, импортное что-нибуд ест? — спросил с акцентом тот, что повыше, похожий на артиста Вахтанга Кикабидзе.
— Идите за нами. Пять шагов сзади, — ответил Щегол.
Свернул к пятиэтажке.
Вошли в подъезд, поднялись на второй этаж.
— Помалкивай и гляди в окно, — шепнул Вовка. — Если кто-нибудь чешет сюда, давай «ахтунг».
Джинсы у него были в том же пакете, где сигареты.
Достал, развернул, стал расхваливать:
— Высший класс. Такие редко бывают. Пуговицы с чеканкой, желтая строчка, вот тут потайной кармашек — можно дурь спрятать.