Начало
Шрифт:
И вот оно, чудо. Я сделал первый шаг. Сделал, как делает боец, который после тяжёлого ранения заново учится ходить.
«Вот мой первый шаг в сказочку, получили? Вот мой второй шаг туда же», — подбадривал себя и шёл в неизвестность.
В ушах появился мерзкий гул, мурашки заплясали дружнее, а волосы и вовсе сошли с ума: принялись подпрыгивать и меняться друг с дружкой местами. А я всё шёл, и шёл дальше. Шагал, незнамо куда, и считал: «…Три, четыре, пять».
Пещера не заканчивалась, зато гул начал стихать, мурашки принялись мельчать и слабеть, волосы замедлились
Мигом замер, как вкопанный.
Смешок повторился, и я понял, что уже нахожусь в нужном месте, а, главное, что я не один.
Всё ещё не открывая глаз, робко спросил:
— Кто тут?
В ответ со смеха прыснуло уже несколько голосов, а потом я услышал одиннадцатого.
— Распрягайся.
Всё ещё неуверенно, но уже без страха, открыл сначала один глаз, потом другой. Когда привык к полумраку, увидел, над чем смеялись остальные: я стоял в шаге от ракушечной стены, лицом к ней.
Мрак продолжил рассеиваться, и взору представилось круглое помещение с серыми стенами и редкими непонятными символами по периметру. Просторное пустое пространство, если не брать во внимание нескольких моих копий, будто отражавшихся от меня, только в разных позах и одеждах.
Помещение было шагов десять-двенадцать в ширину, или чуть больше. Свет падал откуда-то с потолка. Вверху имелось отверстие, и немного солнца пробивалось сквозь широкую дыру, похожую на дымоход.
Насчитал четырех своих двойников, а одиннадцатый тут же представил меня присутствовавшим:
— Это наш старший. Александр-двенадцатый, — и, повернувшись ко мне, познакомил с собравшимися. — Это Александр-первый, это седьмой, это девятый.
Я машинально кивнул. Минуту назад думал, что совершал невообразимый подвиг, а оказалось всё просто. Нет никакого выдающегося поступка, и никогда не было. Все начали подходить ко мне, по-взрослому трясти руку, хлопать по спине, о чём-то говорить. Я что-то отвечал, о чём-то спрашивал.
Воспоминания о знакомстве с двойниками остались обрывочными. Помню, как заходили следующие Александры, как вырастали из ракушечника их вытянутые вперёд руки. Как они смешно чеканили шаги, и как их встречали остальные.
Все вокруг добродушно посмеивались друг над другом, но всё это было позже, а сперва я не на шутку испугался, когда осмотр помещения навёл меня на тревожную мысль, что все мы находимся глубоко под землёй, а выхода нигде не видно. Только знаки, оказавшиеся римскими цифрами, были нарисованы на ракушечнике чёрной краской. I, II, III... Ровно двенадцать знаков.
На выручку, как обычно, подоспел одиннадцатый.
— Выход ищешь? Так ведь нет его. И никто нас здесь не потревожит. А выходить нужно, как и входить, зажмурившись, и прямо под ту цифру, в которую тебе нужно. В тот мир, который тебе понадобился. Кстати, цифры эти знаешь? — спохватился он.
— Хэ с двумя палками моя? — смутившись, уточнил я.
Хотя, чего смущаться?
Когда все собрались, когда перестали знакомиться, озираться по сторонам, балагурить и ободрять друг друга, как солдаты перед боем, в воздухе повисла мёртвая тишина.
Зачем, рискуя нервами и здоровьем, мы собрались, никто из нас не знал. Может, переволновались и все разом забыли о своём задании.
Долго разглядывали друг друга и пытались найти или подсказку на своих бледных лицах, или разницу между собой. Но все были зеркальными отражениями друг друга. Кроме одежды, все мы были точными копиями себя самих, а возможные мелочи мешал разглядеть полумрак подземелья.
От затянувшегося приключения мы явно устали, но всё равно старательно перебирали варианты забытого задания, пока не пришли к общему мнению, что этот октябрятский слёт нам устроили для знакомства. А ещё для преодоления страхов и неверия. Страхов, что всё, о чём трепались наставники, окажется правдой. Или страхов, что окажется неправдой. Для осознания, что всё это не шутки, и теперь наши знания об окружавшем мире можно сжечь, а пепел развеять по ветру.
И здесь я не утерпел и спросил:
— Выход точно работает? Вдруг, не получится разойтись? Вдруг, мы застряли?
— Не дрейфь. Выход работает, так же, как вход, — начал всех успокаивать одиннадцатый.
Оказалось, кроме всезнайки соседа, ещё трое из нас уже бывали здесь на тренировке. Одного даже дед Паша приводил, когда попросил его отца съездить за ракушкой.
Близнецы разом успокоились и начали расспрашивать друг друга обо всём подряд. За пару часов таких расспросов я узнал для себя уйму интересного.
Во-первых, не все братья перешли во второй класс. Была среди нас пара третьеклассников. Оказалось, они пошли в школу с шести лет, а не как остальные с семи. Во-вторых, не все детство провели в городе. Была троица, которую до школы растили у бабушки в станице. Один из них до шести лет носил бабушкину фамилию. В-третьих, не у всех отцы разъезжали на «Запорожце», как мой, а у большинства уже имелись «Москвичи». Только у одного из Александров отец гонял на мотоцикле с люлькой. В общем, разницы хватало. Всё это сначала нас настораживало, потом стало забавлять.
Время летело незаметно. На душе всё пришло в норму, но, как и всегда, одиннадцатый взял инициативу и всё испортил. Предложил закругляться и расходиться.
Близнецы разом опомнились, зачесали затылки, закивали, потом построились по кругу каждый лицом к своему номеру мира.
Одиннадцатый строго спросил:
— Все готовы? — тишина явилась подтверждением, и он скомандовал. — Первый пошёл!
И Александр-первый зажмурился и начал печатать шаги прямиком на стену. Исчез он точно так же, как все мы появлялись, постепенно. Я остался стоять, потому что мой номер двенадцать, стало быть, должен уйти последним, но прозвучала следующая команда: «Остальные тоже свободны».