Над бездной
Шрифт:
Это место было прославлено множеством фантастических легенд.
После осмотра на берегу Тибра храма, в котором хранился старый корабль, будто бы привезший Энея в Италию, поклонившись и таинственной, не разлагающейся от времени свинье Энея, хранимой близ святилища Весты, Аврелия пришла, спустя два дня после похорон Суллы, к часовне Курция в сопровождении Клелии. Росции и веселого Лентула, неотступно просившего позволения сопровождать их.
Этот маленький храм не был роскошен; под его темными сводами находилось каменное изображение молодого всадника и жертвенник, постоянно украшенный цветами
Росции даже не пришлось хитрить; Клелия сама не пошла в храм, потому что много раз там была; она уселась на скамью около источника, отделанного в мраморный бассейн, под оливу, с удовольствием выпила, после длинной, утомительной прогулки, воды и занялась веселою болтовнею со своею клиенткою, посмеиваясь над кузиной из провинции, верившей безусловно каждому слову жрецов.
Клелия была доброй девушкой, воспитанной в строгих правилах нравственности, но она не могла быть очень набожною, потому что, постоянно вращаясь в высшем кругу римского общества, слишком близко видела всех верховных жрецов и жриц, знала всю подноготную их домашней жизни, много читала поэзии и философии; у нее сложился, присущий большинству тогдашних образов ванных римлян, скептический взгляд на запутанную мифологию Олимпа.
Но она была еще слишком молода и свежа душою, чтоб задавать себе разные трудные богословские вопросы, — искать настоящего Бога, как это было принято тогда называть. Она носилась душою не как печальная тень над бездной, а точно легкая бабочка над болотом, довольная и простыми цветами за неимением роз, — она без всякой критики, попросту, удаляла от себя все сомнительные думы с полным равнодушием. Ей было все равно, — будет ли бессмертие за гробом и какая-нибудь награда за добродетели и страдания или нет. Страданий она до сих пор не испытала, а добро делала без всякой задней мысли. Ей нравились мифы и легенды, нравилась и философия, отвергающая их; все это в ее голове как-то легко мирилось между собою, постоянно отодвигаемое на задний план ежедневною веселою суетою жизни. Клелия была одна из тех счастливых избранниц судьбы, которые могут найти себе друга и покровителя во всякой беде и примириться со всякими обстоятельствами.
Она любила своего жениха, но беспрекословно пошла бы за другого по воле родительской; удовольствовалась бы лачужкой, если б судьба отняла у нее дворец; любя Фабия, она кокетничала и принимала невинные подарки и комплименты от Лентула; она жила изо дня в день, не размышляя о своем будущем. Отец и мать, любящие ее, велят ей приносить богам жертвы и молиться, — она и молится — не слепо веря в этих богов, не отрицая их.
Лентул ввел Аврелию в храм. Прохлада под каменными сводами отрадно подействовала на усталую девушку, а сумрак, царивший там, навеял мечты на ее душу, приготовленную к этому с младенчества однообразною жизнью в деревне и возбужденную до экстаза невиданными ей диковинами столицы.
— Дух великого героя помогает молодым людям, впервые едущим на войну, — тихо говорил Лентул, — он укрепляет их энергию и возбуждает храбрость; он помогает и старым сенаторам, служащим своему отечеству мудрым правлением.
— Да, Курций — великий герой! — вздохнула Аврелия.
— Он был молод, когда умер, — заметил жрец, лукаво взглянув на стройные
Аврелия заметила у жертвенника фигуру коленопреклоненного человека, который, по-видимому, горячо молился, то обнимая пьедестал статуи, то простираясь ниц перед ней.
Он встал и пошел к выходу, но, как бы нечаянно увидев Лентула, бросился ему на шею и истерически зарыдал.
— Флавий, что случилось?
— Я должен бежать, как бежал из Риноцеры… она скоро будет здесь… и он с нею… бегу в Неаполь…
— О, бедный, друг!
Незнакомец с испугом взглянул На Аврелию, задрожавшую всем телом от этого взгляда, она узнала красавца, предмет ее мечты, поднявшего гвоздь на дороге.
— Она тебя не выдаст; это девушка с добрым сердцем, — успокоительно сказал Лентул.
— Флавий, мне жаль тебя; я знаю причину твоих страданий и сочувствую тебе, — сказала Аврелия.
— Мало сочувствующих мне, — ответил незнакомец.
— Если ты приедешь в Риноцеру к Фламинию, я буду там… мы увидимся… не зайдешь ли ты в дом моего отца? Он не друг, но и не враг Фламиния.
— Непременно зайду; но не говори ему моего имени… ах, оно носит пятно клеветы!
Он закутался с головою в свою тогу и выскользнул из храма.
Вечером молодые девушки, еще не отдохнувшие после своих прогулок, сидели в комнате Клелии.
Этой последней вздумалось скучать.
У нее болела голова от ходьбы в жаркую пору дня; обложив голову мокрыми полотенцами, Клелия жаловалась на то, что все выходит не по ее желанию: Росция слишком скоро ушла после обеда, не захотев поболтать с нею; Фабий не сумел отбить у другого покупателя крошечную собачку, которая ей понравилась; у нее сломался новый веер; мама не хочет взять ее завтра в цирк, говоря, что она еще слишком молода, чтоб видеть терзание преступника, отданного медведю.
Она дулась и капризничала.
Аврелия молча сидела на кресле у окна, с неловкостью обмахиваясь веером, действовать которым не привыкла.
— Аврелия, ты все бьешь себя по носу! — усмехнулась Марция, евшая с удовольствием виноград, лежа на кушетке около Клелии.
— Я этого не замечаю, — отозвалась Аврелия.
— Какие вы обе сегодня надутые! — продолжала весталка, — зачем вы ходите до такого утомления?
— Марция, — сказала Аврелия, — дай мне какую-нибудь книгу!
— Вот мило! я сегодня целое утро читала маме в отсутствие Росции, а теперь буду слушать твое чтение или тосковать, видя, как одна читает, а другая ноет.
— Ах, какая скука! — воскликнула Клелия, лениво зевая.
— Марция, — сказала Аврелия, — поучи меня играть на лире.
— Я не играю, это запрещено весталкам.
— Ну, рисовать.
— Какая ты странная, кузина! разве можно выучиться рисовать сразу, на это надо годы.
— Так нарисуй мне что-нибудь.
— Это могу.
— Ее и Лентула! — вмешалась Клелия, повеселев, — нарисуй, как они вдвоем сидели в беседке.
— Не в беседке, Марция, — возразила Аврелия, — нарисуй, если можешь, внутренность храма Курция… я и Лентул говорим со жрецом, а пред статуей, обнимая ее пьедестал, молится молодой человек.