Над бездной
Шрифт:
Старик сначала заупрямился, под влиянием своей злобы на кучера и желания отколотить его за подвиги в цирке, но, когда узнал, что дают с первого слова двадцать тысяч сестерций, сказал, что обдумает это на досуге.
Биас пошел к двери.
— Постой, раб! — вскричал скупой старик, — за двадцать пять продам… нет, за двадцать семь… тридцать…
Глаза его засверкали от мысли о наживе, он весь затрясся, как в лихорадке.
— Сорок! — вскричал он.
— Не дадут, господин, — возразил Биас.
— За
Он не хуже опытного купца расхваливал свой товар, наконец, вскочил с постели, на которую уже было улегся, и, нервно ломая свои руки до того, что они хрустели, велел привести покупателя. У них дело дошло чуть не до ссоры; наконец, порешили на тридцати двух тысячах, и галл был продан.
Продать в гладиаторы без вины можно было только невольника низшего сорта, т. е. не ученого в школе и не благородного происхождения. Галл при продаже сам заявил о своем согласии с радостью и вступил в новую должность.
Лошади, везшие повозку с провизией, не имели при себе кучера; они смирно везли кладь, хорошо приученные к этому, будучи привязаны на длинной веревке к повозке, в которой ехала Аврелия.
Бербикс был продан; Дабар отправлен с письмом без приказания возвратиться; Барилл не умел править лошадьми.
Котта очутился в затруднении, где ему взять кучера.
В сопровождении своего брата он побывал на невольничьем рынке, но никого не купил, потому что хорошие кучера были, по его мнению, дороги, а дешевого, за которого не ручался продавец, он не решился взять, боясь, что он опрокинет повозку.
Брат выручил его из затруднения, посоветовав доехать в Неаполь морем, и даром давал ему свою галеру.
Сердце Аврелии заныло, когда она узнала через три дня, что отъезд в деревню решен не дальше как завтра, хоть и не удивилась этому, потому что решения ее отца всегда были внезапны; Тит Аврелий как будто нарочно придумывал именно то, чего меньше всего ожидали.
На женской половине в этот день было много гостей. В числе их была Семпрония Тибулла, жена Квинта Аврелия, Теренция, жена Цицерона, несколько молодых девушек и молодых мужчин, между которыми были Фабий, жених Клелии, некто Октавий из небогатого, но знатного рода, и Лентул, неизбежный член всех веселых собраний.
Первые дни траура уже кончились; можно было позволять себе в обществе некоторые веселые вольности; так, например, Цецилия приказала сыграть домашнему оркестру марш перед появлением в столовой за обедом огромной рыбы, блюдо под которой внесли с трудом четыре невольника, — до того оно было обременено, кроме самого жаркого, массой всевозможной приправы.
Росция прочла поэму
Около Цецилии, на ее ложе, лежала обезьяна вместе с пуделем, забавляя находившихся вблизи гостей смешными гримасами; она возилась с собакой, отнимая у нее куски, наложенные, как и у людей, на серебряную тарелку. Попугая также не забыли, он ходил свободно по столу, садился к гостям на плечи и говорил вытверженные фразы вроде: здравствуй, будь здоров и др., отвечая часто невпопад, к общему смеху, и декламируя стихи.
Аврелия заметила долгий, пристальный взгляд, устремленный на нее молодым Октавием, и ей стало как то безотчетно грустно. Он говорил с Фабием, очевидно, про нее.
Эта грусть сменилась в сердце молодой девушки досадой; если б было можно, она убежала бы из-за стола и заперлась на все остальное время дня в своей комнате.
Вдруг у нее явилось смелое решение идти во что бы то ни стало против всего и всех и добиться своей цели, — помочь тому, кого полюбило ее сердце, погубить Мертвую Голову.
В дамском обществе мужчины не пили много; поэтому они не остались за столом после десерта, а присоединились к обществу, которое скоро разбрелось в разные стороны по огромному тенистому саду.
Лентул не упускал из вида Аврелию; ничего не было удивительного в том, что он беспрестанно попадался ей на глаза, куда бы и с кем бы она ни шла.
Улучив удобную минуту, она поманила его за собой; они пришли в отдаленную часть сада, по ту. сторону пруда.
— Флавий в Риме? — спросила Аврелия шепотом.
— Не знаю, — ответил Лентул, — а что?
— Лентул, я решилась…
— Быть героиней, спасительницей Рима от Мертвой Головы?.. да иначе ты и не могла поступить, потому что боги определили тебе эту честь, благородная, прекрасная Аврелия Аврелиана.
— Лентул, я люблю Флавия. Я хотела бы… я завтра отсюда еду в деревню… я превозмогу все искушения… не буду верить никаким клеветам… но еще я хотела бы…
Аврелия говорила бессвязно, дрожа всем телом.
— Что-нибудь ему сказать?
— Да.
— Приходи после ужина в киоск, что на берегу около фонтана; я там буду, если не найду Флавия в городе, ты свободно можешь все доверить мне.
— А если найдешь его? — спросила она, замирая от волнения.
— Приведу с собой.
— Лентул, я хочу спросить тебя еще об одном…
— Говори, говори, Аврелия, верь в мою честность и искренность!.. я друг Флавия и честный гражданин Рима.
— Я вполне тебе верю. Ты меня ужасно напугал. Я почти все эти ночи не спала. Батюшка был очень бледен, поэтому, мне показалось. что он… скажи мне, нет ли какого-нибудь признака, по которому можно бы отличить Мертвую Голову, принявшего чужой вид, от настоящего человека?