Наследница Ильи Муромца
Шрифт:
— А ну, дай-ка сюда, — и Давиул протянул руку, ногти на которой были прикрыты золотыми пластинами так, что напоминали орлиные когти. — Давай, давай, бестолочь!
Едва пальцы Давиула коснулись перстня, он вздрогнул, а потом, повернувшись к нам, заорал:
— Откуда ЭТО у вас?
«Заорал» — это слабо сказано. Это я заорать могут, а давиуловы слова сначала взлетали в небо, а потом многопудовыми глыбами падали на землю, от чего произошло несколько землетрясений. Мы не удержались на ногах и попадали. Да и те, что стояли на коленях — тоже. Оторвалось от столба и упало в пыль одно из бронзовых колец на центральном столбе, а у пары ярмарочных
— Не знаем мы, — слабо прошептала Орон. А кому было отвечать? В её кибитке нашли перстень-то.
— Забрал бы я его своей властью, да не могу! — продолжал грохотать Давиул. — Что хочешь за него?
— Проси, чтобы отпустил он нас из Города Грехов целыми, невредимыми, со всем скарбом, скотом и спутниками, да прямо сейчас, — зашептала бабка.
— Отпусти нас, великий, со всеми спутниками и скотом прямо сейчас, да невредимыми, — повторила Орон.
— Да будет так! — прогрохотал Давиул, и всплеснул крылами. — Невелика цена за перстень Соломона, что все печати открывает и все пути! Кончилось моё заточение в Городе Грехов, пора возвращаться в Град Серебряный!
Нас ударило ветром такой силы, что не устоял никто: закувыркались мы, покатились кубарем, а ветер всё поддувал, и поддувал. В итоге я не могла рассмотреть ничего, кроме собственных чёрных медвежьих пяток, клубов пыли и ярких полосок лент, мелькавших то тут, то там. Когда всё кончилось, сказать было решительно невозможно: час, два, пять минут, три года? Я огляделась вокруг: опа, и где это мы? Вокруг простиралась пустыня, покрытая белым мелким песком, без единого деревца. Небо, выцветшее и почти такое же белое, было залито солнечным светом практически равномерно. Лёгкий ветерок шевелил верхушки барханов, сдувая песок, который тут же укладывался на соседний бархан. Мои спутники в разного рода позах валялись неподалёку, включая корову. А вот кибитки не было. Не было ни сёдел, ни оружия, ни верхней одежды: все были в исподнем, исключая разве что Бабу Ягу — на её тряпки не польстился великий Давиул.
— Понятно, на чём он сколотил состояние и в золотишко приоделся, — кряхтя, сказала Баба Яга. Кряхтя, потому что пыталась подняться самостоятельно, но песок был так мелок и текуч, что её всё никак не удавалось опереться на него. Вытащил Ягу Алтынбек, на котором из всех шмоток остались только кожаные штаны. Кийну, видимо, не удалось сохранить и этого, потому как срам он прикрывал одним из бархатных флажков, ранее болтавшихся на кибитке.
— Вот ворюга высокородный, — продолжала бубнить Яга, пока чёрт приводил Орон в чувство. — Я-то сразу поняла, кто он такой! Давиул, ага, как же!
— А кто же он? — спросил Сэрв.
— Почти наверняка — Принц Ада из иудейского пантеона, один из Семи, тех, кто пошёл за Падшим. Великий учёный, если можно так сказать. Был им, пока Ад не изменил его полностью, и не превратил в демона. Его давно заточили в Городе Грехов, несколько тысяч лет тому назад…
— А за что?
— Он был настолько самонадеян, что создал две вещи, могущие изменить ход времени и истории, — пояснила Баба Яга, а я навострила уши: ход времени и истории! Найти это вещи, и можно вернуться домой безо всяких условий и квестов, которые мне наверняка приготовила судьба в этом мире. А я вот не хочу выполнять задания и шляться по задворками Руси в шкуре медведя. Пристрелят и пустят на жаркое, к бабке не ходи! Так, что там Яга ещё говорит-то?
— Давиул этот наш, а настоящее имя его — Мамьюн,
— А Десница Судьбы?
— Это вот совсем другое дело. Она существует, и её я и сама видела. Это золотая рука, прикосновение которой полностью меняет твою жизнь и судьбу, но никогда не знаешь — к добру или к худу. Всё зависит от того, что ты чувствуешь в этот момент, и о чём думаешь. Так вот один из величайших колдунов нашего мира, Светомир, прикоснулся к этой руке, да и превратился в мышь!
— И чего? — встрял голый кийну. Умудрился задать вопрос одним мычанием и помахивая левой, не занятой, рукой.
— А ничего. Помер через полтора года в клетке у меня в горнице сидючи. Мышь — она мышь и есть.
— Так, а выглядит эта Десница Судьбы как? — не унимался Сэрв. Я пыталась вычесать песок из ушей, а Орон так и валялась в обмороке.
— Как… как десница и выглядит, рука, то есть. Была там одна девица распутная, Эль, сохла всё по Мамьюну. Он ей — раз она такая вся влюблённая и к самопожертвованию готовая — руку отрубил, а вместо нее приделал золотую. Но не учёл одного — случая. Девица первым делом этой рукой поправила причёску, жизнь её стремительно изменилась, и она от Мамьюна сбежала. Потому что, во-первых, разлюбила его, а, во-вторых, забыла кто он такой вообще. А вот рука болела, и почему она болела — она тоже помнила. Сколько уж потом раз она касалась себя и других Десницей Судьбы, никто не знает. И Мамьюн не знает. Сначала-то бы он Эль эту нашёл, да его за преступления заперли в Город Грехов этот. А теперь, спустя тысячелетия, пойди, отыщи след… Но что он искать будет и Клинок, и Руку — это точно.
— А как он их искать будет, он же заперт в городе? — встрял Алтынбек.
— Эх, морда твоя басурманская! Мы ж ему ключик принесли на блюдечке серебряном: перстень царя Соломона, что все двери открывает. Будьте уверены, Давиул уже смазал лыжи и теперь отмечает в Небесном граде своё освобождение. Сегодня ещё поотмечают, а завтра он искать помчиться. И если мы хотим Давиула, то есть, Мамьюна, злокозненного опередить, то надо торопиться… Кстати, а где это мы?
— Вовремя вопрос задала, мудрая старуха! — Алтынбек показал на сложную конструкцию из каких-то палочек (и где нашёл?!) и ремешков. — Далеко мы от Руси-матушки…
— Матушки? — фыркнула старуха. — Орда тебе матушка, батюшка!
— Одно есть. Не будем спорить, — сказал Алтынбек. — Слыхал я, что там, где мы сейчас, находится чудная земля Аравия, а в Аравии есть город Магриб. Вот примерно в трёх днях пути по пустыне мы и есть.
— Да ты с ума съехал?! — вскипела бабка. — Какие три дня? У нас воды нет, еды нет, корова, вон, до сих пор встать не может, наверное, ногу сломала. Хорошо, лошади есть, да они в таком песке по бабки тонут! Три дня! Легче сразу лечь, да помереть…