Наследница Ильи Муромца
Шрифт:
— Я согласна, господин.
Глава 9. И на Боруха бывает проруха
Челюсти у нас так и отпали. У Путяты — в прямом смысле слова, и он долго подвязывал её лоскутком. Мы уже достаточно знали Орон, чтобы понимать, что это коварная девчонка, во-первых, уже привязалась к Сэрву, во-вторых, пуще жизни хочет вернуть своих дочерей, в-третьих, знает, что без нас ей этого никогда не сделать. Значит, что-то задумала, вот только мы не знаем, что.
— Орон, деточка, опомнись, — это Баба Яга. То ли вправду поверила, то ли… а, нет, вон, как дёргается уголок рта: старуха вот-вот
— Чего это «опомнись»? Я не какой-нибудь там шлемазл, или вон, египетское племя, — презрительно кивнул на Сэрва Моисей. — Мужчина в самом расцвете сил, Мойша, сын Амрама, да. И богатый, к тому же.
— Ты, девица, не бойся. В беде не останешься, — продолжил Моисей. — Я тут поводил кой-кого по пустыне — миллионов пять человек — так в благодарность поимел свой небольшой гешефт. Хватит ещё нашим правнукам. Правда, пришлось сменить пустыню. Ты мне, кстати, Фамарь напоминаешь. Не родственница Фамари, нет? И хорошо, у той характер скверный был, несмотря на все байки, что про неё рассказывают. Прародительница Ева тоже, знаете ли, не примерного поведения была, и ничего.
Моисей запахнулся в халат:
— Раз уж так вы себя повели, благородно, можно сказать, вот вам бурдюки — наберите воды на дорогу. Бурдюки потом вернёте. Пришлёте с Путятою.
Мы покивали, как болванчики, ошеломленные этой речью, и пока Моисей выковыривал верблюжью колючку из ноги, я подобралась к Орон и спросила:
— Ты что задумала?
— Не могу сказать. Вы идите спокойно, я вас догоню, найду в Магрибе. Будь уверена.
— Ну смотри.
— Не из таких передряг я выбиралась, поляница, — Орон привстала на цыпочки и неожиданно обняла меня. — Если вдруг не выберусь, поклянись, что до того, как расквитаешься с отцом своим, найдёшь моих дочерей и отдашь на воспитание Бабе Яге.
— Клянусь. А только что ж не Сэрву?
Орон заалелась, и призналась:
— Он же чёрт. А ну, как дочек гадать да воровать научит? Стыдно будет перед предками…
— Аргумент. Не волнуйся, я прослежу.
На том и расстались. Пошли дальше попарно, как солдаты на марше, таща бурдюки с водой за «уши». Бабка с Алтынбеком, я — с Сэрвом, а два бурдюка тащил на плечах мертвец Путята, судя по имени — бывший русский богатырь. Орон же и кийну прогуливались, на правах младших, взад-вперёд, гоняясь за юркими песчаными ящерицами и пугая друг друга скорпионами.
— Тяжёлый, гад, — пропыхтел Сэрв. — Дай-ка я поколдую!
Он помахал руками, сложно складывая пальцы и попутно объясняя, что делает бурдюки легче пёрышка. Что сказать: у него получилось даже лучше, чем ожидалось. Мы стали свидетелями волшебного зрелища: в рассветное розовое небо улетали чёрными тучками четыре наполненных бурдюка водой, один из которых планировал довольно низко — на нём висел, уцепившись костлявыми пальцами за мокрые бурдючьи бока, верный Путята.
— Бежим! — закричала я, и мы понеслись в ту сторону, куда лёгкий ветерок пустыни уносил наши надежды добраться до проклятого города Магриб, который я лично уже ненавидела всей душой. Мы бежали, и бежали, и бежали — уже и дух выходил вон, и бабка отстала, и лёгкий Алтынбек упал, подвернув ногу, а мы всё бежали… Пока, наконец, не добежали до купы деревьев, на которых висели приличных таких размеров апельсины. В кроне одного дерева и запутался верный Путята вместе с бурдюком. Бурдюк терял летучесть, и медленно спускался к земле, как усталый дирижабль.
— Апельсины! —
— Забыл, где мы? Тут вечно от груш уши растут, а от яблок — носы. Это же Аравия!
— А от апельсинов что? — спросил Алтынбек. Я честно хотела схохмить, но, повернувшись, убедилась, что дед-басурманин справился с этим без моей помощи. Видимо, оголодав, или от любопытства (откуда у степняков — апельсины?), он схомячил-таки пару плодов. И, судя по всему, апельсины были с сюрпризом, потому что сверху Алтынбек продолжил оставаться Алтынбеком, а ниже пояса он гарцевал сухощавым конским делом степняка: мохнатые бабки, шерстяной круп, высоко поднятый длинный чёрный хвост с очевидно подрезанной репицей. Красавчик-конь!
В общем, ответ не понадобился. Алтынбек встал на дыбы, закрутился вокруг себя, охая, причитая и бия копытами воздух.
— Не волнуйся, через недельку сойдёт, — густым басом сказал солидный мужик с окладистой чёрной бородой с седыми прядями. Одет был мужик не по погоде, странно: в свитер, как у советских геологов, шерстяные штаны и кожаные постолы. Он меланхолично дожёвывал апельсин.
— А ты кто, любезный? — с нервом в голосе поинтересовалась у него Баба Яга.
— Кто, кто… козёл в пальто, — нелюбезно ответил незнакомец, кося на меня жёлтым дьявольским глазом. Зрачок в глазу был вертикальный и прямоугольный.
— Не врёт, — сообщила я бабке, стараясь не потерять голову. Что за манера в этой местности кого-то во что-то превращать? Ответ, впрочем, опять не понадобился, потому что на нас, из-за апельсиновых деревьев, улюлюкая и подвывая вывалилась толпа воинов в шароварах, тюрбанах и загнутых туфлях. Они размахивали саблями, которые лично мне показались вполне настоящими и очень острыми.
Степной кентавр вырвался вперед и всем своим видом показал нападавшим, что затопчет их всех копытами, не имея никакого холодного и огнестрельного оружия.
— Куда, дурень?! — кинулась за ним Яга. — Зарубят же, старый пень!
Сэрв тоже был готов прийти на помощь, отломав от ближайшего апельсинового дерева ветку-дубинку, да и мелкий кийну ощерился не хуже пса. Путята просто стоял рядом с бурдюком, не выражая никаких эмоций: их у него и не было. Я же просто ждала, когда сарацины — а это были точно сарацины — подберутся поближе, и тогда я их придушу по одному.
Но душить не пришлось. При виде кентавра храбрые воины пали на колени, уткнулись лбом в землю и начали колотиться об эту самую землю лбом и подвывать.
— Не иначе, они тебя за бога приняли, — пошутила я, глядя на обалдевшего Алтынбека. Вот уж на кого, а на бога он не был похож нисколько. Разве что на демона-переростка, обзаведшегося второй парой ног с копытами.
— Э, да тут другое, — бабка подошла к ближайшему сарацину и начала… обнюхивать его.
— Яга, ты чего? — всполошился Сэрв.
— Не мешай, — отмахнулась бабка. И вдруг схватила сарацина за тюрбан, и сдёрнула его прочь. Пот плотной грязной тканью оказалось нечто, напоминавшее серо-розовую тюбетейку в складочку. Бабка подула на неё, и складочки начали расправляться, становясь большими ушами. Серыми снаружи и розовыми внутри. Яга довольно кивнула и, подойдя к сарацину сзади, отвесила ему смачный увесистый пинок. Несчастный пискнул, дёрнул задом, и вдруг из прорехи в штанах высунулся и распрямился как отпущенная пружина длинный розовый хвост в коричневых пятнах.