Наследница Ильи Муромца
Шрифт:
— Верно, верно. Тогда давай, я посижу пару часов, а потом — ты.
Алтынбек согласно качнул головой, и привёл лошадей, которые сохранились, видимо, потому, что Давиул с его чёрным юмором посчитал, что они примерно того же уровня развития, что и мы, и потому вполне могут считаться спутниками. Козёл пришёл самостоятельно и улёгся у норы кийну — охранять. Половец-печенег привязал двух ороновских лошадей на один рог коровы, мою и бабкину — за другой, а свою привязывать не стал:
— Травка умная. Если что — и убежит, и вернётся, и от шакалов отобьётся…
— Слушай, а ты уверен, что это —
— Почти уверен.
— «Почти» может стоить нам жизни.
— На всё воля предков, гызы. На всё. В том числе и на то, окажется ли у нас на пути Магриб, или мы пройдём его в двух шагах и не заметим.
— А знаешь, я ведь слышала про этот город, — сказала я. — в старой сказке про Алладина и волшебную лампу. В сказке говорилось, что это город колдунов.
— И что, если так?
— Мы там будем в большей опасности, чем в Городе Грехов.
— Но точно, не в большей, чем в пустыне. К тому же, у нас есть один бонус… ну, скажем, преимущество.
— Перед колдунами? И какое же?
— С нами Баба.
Я засмеялась. Очень глупый слоган, и неуместный. Это как кричать в людном месте: «Алла, я — в бар!» Только в данном случае надо было добавить что-то вроде: «Мы в разгрузке!» В общем, в любом московском баре за такую насмешку Алтынбека по головке бы не погладили, а наоборот: вбили бы в землю по самую маковку, как любили поступать с басурманами русские богатыри. Один из которых был, как выяснилось, моим отцом. То есть, не моим отцом, конечно, а отцом другой Полины, поляницы. А интересно, где она сейчас? Неужели попала в мой мир? Представляю, как она мучается, расставляя книжки по нужным местам и подклеивая порванные страницы…
— Ничего смешного, — обиделся Алтынбек. — Ты если не понимаешь чего, так помалкивай, когда старшие и мудрые говорят.
— А вот я тебя сейчас с трёх ударов в землю вгоню, мудрец, хочешь? Отец бы с одного, а мне три раза бить придётся.
Алтынбек усмехнулся, и щёлкнул меня по носу:
— Нос не дорос, девица. Я богатырского духу в тебе не чую. Да и пропадёте без меня в дороге-то… Ты ведь не из этих мест, скажи? И не отец тебе Муромец.
Ишь, провидец! Ладно, расскажу ему, пусть удивится!
— Я издалека. Как бы сказать-то: из другой Руси, другого мира. Библио… Книгознатица. Попала в это тело, теперь не знаю, как выбраться. Ну что, веришь?
— Чего ж не поверить? — Алтынбека ничто не могло поколебать. — Беглецы из Нави и у нас в становище появляются порой, только не успевают ничего сделать, и пропадают навечно. Кто заселиться в тело не смог — вечно призраком бродит. Так и тебя если в этом теле убьют, ты и там умрёшь, и здесь. А дух твой будет вечно скитаться… где тебя убьют, там и будет скитаться, в общем. С годами потеряешь человеческий облик, язык позабудешь, будет призрак только мычать, да как белое облачко носиться над землёю…
— Хватит запугивать девку! Не убьёт её никто, она сама кого хочешь в кисель превратит! — поддержала меня Яга.
— Ты чего не спишь, бабушка? — искренности моего голоса мог поверить только полный олух.
— Старость. Старым мало жизни на земле осталось, вот они и спят помалу, чтобы время остатнее зря не тратить.
Мы молча посидели,
— Шакалы! — наверное, идея вскочить с коровьей головы была не самой лучшей, потому что лошади наши рванули в разные стороны и, унося на поводьях куски коровьего черепа, разбежались кто куда. Шакалы благоразумно не погнались за ними. А зачем? Осталось столько сочного человечьего мясца. Да без огня, да без стали, да без острых жалящих стрел.
В сумерках видно было уже не так хорошо, но я насчитала штук сорок тощих, ободранных шакалов, которые угрожающе рычали, подвывали и клацали зубами. Алтынбек прикрывал Бабу Ягу, я сжала кулаки, готовая к битве насмерть, да Сэрв что-то колдовал, защищая Орон. А кийну? Где кийну?! А, вот и он, со своим фиговым листочком вместо набедренной повязки…
Мальчишка посмотрел на шакалов, на нас, снова на шакалов — и вдруг закрутился волчком, подпрыгивая в воздухе на глазах обращаясь в белого лиса. Никакого лопания кожи и болезненного вылезания суставов. Никаких мук — просто плавный переход, как на стереофотографии: повернёшь одной стороной — человек, повернёшь другой — лис. Можно делать это быстро, а можно — медленно, вот и вся разница. Лис отряхнулся от песка и, странно сгорбив спину, на прямых ногах пошёл к самому крупному шакалу. Они постояли так минут десять. Не происходило абсолютно ничего: ни единого звука, ни единого переступания с лапы на лапу, визга или стона. Ни-че-го. И тут шакал отвёл глаза вбок и припал на передние лапы, склонив голову. Стая возбуждённо затявкала. Один молодой самец было кинулся на лиса сбоку, клацая зубами, но тот вцепился ему в горло, мотнул головой, и бездыханный шакал упал на песок. Повторить никто не осмелился.
— Ну что, кто тут смелый ещё? — кийну вызывал стаю на бой, но боя не случилось. Жаль, что вместе с медвежьей шкурой я потеряла возможность понимать животных, но и так всё было понятно. Вот ползёт мелкий тощий шакал, пластаясь перед лисом. Наверняка бормочет:
— О великий, сжалься, мы не ели неделю, наши жёны и дети голодают! Позволь отведать человеческого мяса.
— Кто позволил открывать пасть?! — рыкнул кийну. А потом всё стало ещё более понятно: Баба Яга, знаток звериного наречия, что-то шепнула Алтынбеку. Тот насупился, но спорить не стал: принёс две бывшие штанины, доверху набитые мясом, и вывалил всё содержимое перед лисом.
— Можно, — разрешил кийну, и шакалы, согласно табели о рангах, подходили и брали по куску мяса. Самки — по два, им детёнышей кормить. Мелкому шакалу, попросившему о милости, кийну отдал большой кусок шеи — в награду. Шакал чуть не умер от счастья, и устроился рядом с кийну есть.
— Новый вожак у стаи появился, гляди ты, — прошептала мне Баба Яга. — Так и нас забудет…
Кийну как услышал. Подождал, пока шакалы наедятся, а это много времени не заняло: что там, полкоровы на сорок хищников? Пошептался с самыми молодыми и поджарыми, и те разбежались в разные стороны. Остальные просто растворились в ночи. К нам кийну подошёл уже в человеческом виде.