Наследница Ильи Муромца
Шрифт:
— Это крысы! — победно заявила бабка. — Они коней боятся, потому что те, если их поймают, едят. Только косточки хрустят.
Алтынбек скривился и отступил на пару шагов.
— И что, что крысы? — обиделся пнутый сарацин, вставая и расправляя шаровары. — Были крысы, стали люди. Хозяин нас месяц собирал, прежде чем апельсинами накормить. Отборные воины крысиного войска, самые крупные и зубастые бойцы, никому больше полугода нет!
И бросил остальным:
— Поднимайтесь!
На пару минут вокруг нас свершалось преображение: слетали тюрбаны, хлестали по воздуху хвосты, щерились чёрные глаза без зрачков, а кое у кого — и красные, носы жадно вдыхали воздух и дёргались совершенно по-крысиному.
— Зачем вы зашли в сад султана Аграбы? —
— Аграбы? — Сэрв явно расстроился. — Мы же в Магриб шли.
— А почему мы туда не дошли, а, колдун-недоучка? — съязвила бабка. — Не потому ли, что некий мурмолка решил показать своё великое умение портить всё, к чему ни прикоснётся, а?
— Не без греха, — признался Сэрв. — Только от Аграбы до Магриба — неделя пути пешком. Что шли, то и зря.
— А вы идите сейчас к султану. Он вас накормит, напоит. Расскажете ему свою историю, так ещё и приютит, пока не отдохнёте, а там и в путь! — предложил крыс.
— Щас! — вызверилась Яга. — Мы только порог переступим вашего городишки, как нас тут же схватят и казнят.
— Да нет, нет! — замахал лапами крыс. — Султан уже всех казнил, кого мог. Теперь вот животных в людей превращает. Но казнил справедливо — они ему скучные истории рассказывали, до которых султан Борух большой охотник. А вы расскажите хорошую, и он вас пощадит и наградит!
— А то я султанов не знаю… — разворчалась бабка.
— А откуда тебе их знать-то? — спросила я. — На Руси султанов отродясь не водилось.
— Что султан, что царь, что князь — из одного гнезда выходят, одним кормом питаются, одни песни поют, — ответил за Ягу Алтынбек.
— Вашей безопасности порукой моя честь, — сказал крыс.
— Крысиная? — Сэрв умел язвить не хуже Яги.
— Воинская, ты, штафирка! — крыс схватился было за саблю, но вспомнил, что уже, вроде как, сдался.
— Мы тебе верим, — сказала я. — И ты прав: мы голые, голодные, заблудившиеся путники. Мы пойдём с тобой.
— Отлично! — крыс засуетился, выстраивая колонну, а я подошла к Путяте.
— Слушай, друг, — я шептала тихо-тихо, чтобы неу слышали чуткие крысиные уши, — оставайся тут, спрячься за деревом вместе с бурдюком. Если что пойдёт не так, я приду. Жди, не спи… а, да, тебе же не надо спать. Никуда не уходи!
Путята молча кивнул.
Удивительно, но отсутствия мертвеца никто не заметил. Крысы шли впереди попарно, чтобы процессия наша походила не на конвой, а на почётный караул. Следом шла я в неописуемой бабкиной рванине, потом — кийну в красном плаще на голое тело и мрачный Сэрв, а сзади гарцевал сильно стесняющийся новообретённых конских причиндалов Алтынбек.
— Слушайте, — обратилась я к ближайшему крысу, — а почему вашего султана зовут Борух? Это же не арабское имя.
Крыс тут же встал рядом со мной, приноровился к шагу, вострепетал ушами, и начал:
— Это великая и поучительная история, о прекрасная воительница! Склони свой слух к моему недостойному гласу, и слушай! Было это давно, в некоей крепости в отдалённой провинции Аравии жил-поживал знаменитый царевич Зу-Язан, который родился от нубийской невольницы-колдуньи и султана тех мест. Был Зу-Язан могуч: он победил царя демонов и женился на шести девах, чей стан был подобен иве, а лик — луне. Шесть лун поочерёдно восходили над ложен Зу-Язана, а иногда и все сразу, но ни одна из них не породила месяца. Очень печалился Зу-Язан, пока наконец не пришёл к нему некий магрибский колдун. «О, царь, — сказал колдун, — спокойно прогони всех своих жён, а сам возьми в жёны мою дочь, и она подарит тебе наследника». Царю Зу-Язану жалко было отдавать жён, но он сказал всем «талак-талак-талак», что значит — «мы разведены», и отдал их в жёны своим военачальникам и советникам. А сам женился на дочери колдуна: чёрной от солнца, кривой, страшной. Через положенное время дочь колдуна родила сына, и царь Зу-Язан, найдя молочную кормилицу, повелел утопить свою жену, дабы она больше не оскорбляла его взор…
— Какой добрый и мудрый человек! —
— Воистину! Как ты права, драгоценнейшая! Так я продолжаю. Колдун, узнав о смерти любимой дочери, разгневался, и навёл безумие на кормилицу, и та убежала в пустыню, унося младенца. Так в своё время поступила и мать Зу-Язана, но с другой целью — убить сына. И если бы не волчица, вскормившая…, но это уже другая история. Вернёмся же на пути праведные! Кормилица же та была из рода йехудов, которых называют ещё иудеями, и отнесла младенца в их становище. «Кто это? — спросил её глава рода, именем Ибрахим (а по-вашему — Авраам). — Откуда взяла ты младенца, нечестивая?» Помрачившаяся ответила: «Была замужней женой, родила двух сыновей, один умер, а второй — вот он». «Но младенец не обрезан, точно ли он племени йехудова?» «Точно, ведь я мать его!» А надобно знать, что у йехудов, народа мудрого сильне прочих, род ведётся по матери, потому что кто отец — ещё неизвестно, а мать уж нипочём не спутаешь.
— В этом что-то есть, — пробормотала я, слушая крыса. История начала меня понемногу затягивать.
— Я продолжу, о превосходнейшая! Так вот, правитель повелел обрезать младенца и нарек его именем Борух, что означает «благословенный», ибо мать его — а Ибрахим думал, что кормилица Боруха — его мать, — ибо мать его прошла невредимой сквозь пустыню с грудным младенцем, без воды и пищи. Так Борух рос среди йехудов, думая, что он один из них. Когда мальчику сравнялось четырнадцать лет, и он начал уже подумывать о женитьбе, в ночь перед Праздником Кущей, когда все йехуды покидают свои дома, чтобы уединиться с мыслями под сенью ветвей садов, явился магрибский колдун. И Ибрахим думал, что Борух с матерью своей, а та думала, что Борух слушает поучения Ибрахима, а на самом деле, мальчика увлёк в тайное место колдун. Он раскрыл ему тайну его рождения, но не всю: колдун поведал Боруху, что тот был украден у знатного человека той, что называла себя матерью Боруха. И тем лишила его богатства и знатности, бесчисленных стад и дворцов, пышного гарема и родовых садов. Возопил Борух и разодрал на себе одежды, и в помрачении ума убежал в пустыню, проклиная мать свою.
Но и там настиг его колдун, и убедил, что для того, чтобы получить наследство, должен Борух убить своего дядю, которого зовут Зу-Язан, и который обманом захватил богатства своего брата и женился на его жене. Борух поддался на льстивые речи и…
— А вот там что впереди, не Аграба ли? — вклинилась я в речи крыса. — Минут через сорок дойдем. Тебе придётся поторопиться, о медоречивый.
— Всё- всё, заканчиваю… Борух поддался на льстивые речи и пошёл убивать того, кого считал своим дядей, и кто на самом деле был его отцом. Три дня выслеживал Борух Зу-Язана и наконец на третий день, когда царь поехал охотится, Борух заманил его в ущелье, подражая крикам раненой горной серны. Встав перед Зу-Язаном, он хотел сказать обвинительную речь и прикончить царя, но не учёл одного: молодой Борух был на одно лицо с молодым же Зу-Язаном. И царь, увидев то, обмочился от счастья и воскликнул…
— Что сделал царь? — хохот так и рвался из меня.
— Обмочился. Это бывает от счастья, — укоризненно покачал головой крыс. — Ты, о могучая, видно, никогда не была счастливой. Так вот, Зу-Язан обмочился и упал навзничь. И тогда Борух подошёл ближе, и увидел, что они с царём похожи весьма. И тогда он тоже испустил воду, и упал без сознания.
— Картина маслом… Лежат оба, в мокрых штанах.
Крыс проигнорировал иронию, потому что городские ворота маячили уже совсем близко.
— Так их и нашли, и привели в чувство розовой водой, и они обнялись и были счастливы весьма. А магрибского колдуна Зу-Язан нашёл и повесил на первом суку. После же смерти царя Борух, который так и не сменил имени в честь той, что хоть и похитила его, но вырастила и выкормила, основал город Аграбу, к которому, о великая, мы сейчас и подходим…