Наследница Ильи Муромца
Шрифт:
После гаремных носилок шествовали служанки: их было неисчислимое множество: они несли одежду для нескольких смен — до десяти для каждой наложницы и жены, а также для себя, принадлежности для расчёсывания и умащения волос, любимые сладости и сундучки с драгоценностями. Потом маршировали повара, конюхи и прочая прислуга и, наконец, завершали процессию работники отхожих мест и мусорщики, которым придётся изрядно потрудиться.
Операция началась как следует, теперь дело зависит от Сэрва, который позавчера устроился в султанский хаммам банщиком, бабки с кийну
— Великий султан Борух грядёт! — высоким голоском кричал каждые пятьдесят шагов толстый чёрный невольник, метров двух ростов, с животом таким огромным, что на нём с трудом удерживался расшитый золотом передник. Пока я смотрела на шествие, скисла, как кефир на солнце. Вся эта бесконечная толпа шла не как нормальные люди, а приставным шагом: шаг, ногу приставить, пауза. И повтор.
— Три часа занимает путь от дворца султана, да благословен он будет, до хаммама. А обратно, говорят, пять часов — никогда не досматривала до конца, — раздался рядом со мной шёпот. Говорили из-за занавески окна, которое оказалось между мной и козырьком крыши, где я скрывалась.
— Пять часов тащиться по пыли, — захихикал совсем молодой девичий голосок, — что мылись, что не мылись. Опять в баню тащиться!
— Продам тебя в гарем султана, — ответил голос постарше, — сама увидишь: есть там и свои хаммамы, и бассейны, и фонтаны. Чай, грязнулей ходить никто не позволит!
— А и продай, и продай, — подначивала молодая. — Поди, объясни евнуху Маруфу, почему он должен купить старую двадцатилетнюю вдову, когда на рынке черкешенок выставляют в полтора раза моложе! Иди, иди, жадина. Прогонят тебя плетьми.
— Ну и дура. Сиди теперь за занавеской всю жизнь, и надейся, что на тебе женится старик-горбун с соседней улицы, у которого одна нога короче другой, и который уже трёх жён забил палкой до смерти. Будешь четвёртой.
— Слышала бы тебя, тётушка, моя покойная мать и твоя сестра!
— Слышала бы — добавила бы подзатыльников, а я тебя жалею… Ой, смотри, смотри, несут султанских жён!
— Ничего не вижу. Клетки одни тряпичные, да голые невольники… Вот тот, впрочем, ничего такой.
— Ох, бесстыдница! — за занавеской произошла бурная схватка между тёткой и племянницей, в результате чего произошло три вещи:
— распахнулась занавеска и из окна, в котором не было стёкол, выпала и разбилась под ногами лошади большая ваза;
— лошадь метнулась и устроила переполох, в результате чего несколько паланкинов попадали на землю и оттуда донеслись визги;
— из кучи парчи и палок выбралась маленькая фигурка в серой неприметной накидке и метнулась в арку ближайшего дома, чего никто не заметил.
После нескольких минут ругани, свиста бичей и угроз отсечь голову, порядок был восстановлен, и шествие продолжилось. Мне показалось, что султан, как и его слон, даже не заметили казуса.
— Удачно прошло? — раздался шёпот из-за занавески.
— Ох, не знаю. Обнаружат пропажу, начнут доискиваться, узнают, откуда упала ваза — придут к нам… Страшно! —
— Так не сиди, тётушка! Вещи собраны. Соседи скажут, что слышали ссору, перескажут слова. Что нас нет — так, может, уехали куда, от греха подальше. Лошади-то осёдланы?
— Осёдланы, можно ехать.
— Так и поехали. Ануш, наверное, от страха себя не помнит. Посадим её в хурджин, пусть сидит, пока не выедем из Аграбы, как и договаривались.
— А ну как хурджин проткнут мечом, чтобы выяснить, что мы везём?
— Масло везём, тётушка! Для того Ануш над головой миску с маслом держать будет.
— А почему не вино?
— Потому что стражники непременно захотят отведать. А где ты видела стражника, пьющего масло?
— Да уж, — засмеялся голос постарше. — Пошли, скоро к нам наведаются стражники. А до вечера переночуем в развалинах старой мечети.
— Говорят, там гнездятся гули…
— Там гнездятся страхи! А мы как раз и сыграем гулей, чтобы никому неповадно было по развалинам шастать. Связалась я с вами двумя, сестрицами, теперь не знаю, доживу ли до почтенной старости.
— Спасибо, тётушка, — и голоса, перекидываясь отдельными репликами, удалились. Ага, значит, у нас есть ещё одна неизвестная — бежавшая султанская наложница Ануш. Кто, как не она знает устройство дворца Боруха? Следовательно, надо её найти. А значит, придётся ночью наведаться к тем самым развалинам и погонять мокрым полотенцем псевдо-гулей. Те, кстати, говорят, плотоядные, но так и я весь день не жрамши: ещё посмотрим, кто от кого первым кусочек откусит. Интересно, а как там дела в бане у Сэрва и Яги?
…Большой зал султанского хаммама был сердцем главной бани Аграбы. В центре располагался круглый лежак из белого мрамора, такой большой, что два человека, лежащие на противоположных сторонах, не смогли бы дотянуться друг до друга. Обслуживали его шестнадцать банщиков-сирийцев в передниках из белёного полотна. Они бесконечно намыливали грубые мешки драгоценным алеппским мылом, надували их, а потом стряхивали клочья нежнейшей пены на спины лежащих в неге мужчин. По стенам стояли скамьи, отделанные стеклянной мозаикой, с гладкими сандаловыми ложами, где ещё двадцать четыре банщика — юных египтянина — массировали тех, кто только начал свой путь в хаммам. Два огромных крана с горячей и холодной водой извергали из себя сияющие родники в большую мраморную чашу с потайным сливом.
Чуть поодаль под сводом купола, сияющего звёздами алмазов на яркой синеве, вышедшие из-под рук сирийцев купальщики нежились в подогретой минеральной воде шестиугольного бассейна. К ним подплывали юные мальчики и кормили очищенным виноградом или поили вином: кто побывал под руками опытного массажиста, знает, что первые полчаса купальщик слаб, как котёнок, и самостоятельно не может даже переносицу почесать. После бассейна важные мужи возлежали на покрытых махровыми простынями ложах и беседовали о важном, а те, кто помоложе, перемещались в зал с напитками и медовыми закусками, где их развлекали танцовщицы.