Наследница Ильи Муромца

Азимов Артур

Чёрт его знает, что такое "перстень Фаруха"! Безделушка какая-нибудь. Легче лёгкого. Я пообещала, и торговец просиял. Так что в полном составе, одетые, сытые и обутые, мы миновали бесконечный склад товаров и вышли в большой торговый зал, где уже бродили покупатели. Смешавшись с ними, мы по одному вышли на площадь — и замерли.

Перед нами простиралось человеческое бесконечное море, полное запахов мёда, чеснока, благовоний и навоза, ярких платков, чёрных накидок, лысых голов и то тут, то там поднимающихся дымков кальяна.

Это была Аграба, столица сама себе.

Я вышла вперёд, как единственный человек, похожий на

воина — и передо мной моментально расступилась толпа. Не как море перед Моисеем, чтоб ему пропасть, рабовладельцу, а так — метра на три. В девяностые, как мне рассказывала мама, так расступались перед бандитами на рынках. Мол, что-то там срочно человеку понадобилось метрах в десяти от бандосов. Прямо очень-очень срочно вот тот розовый пуховый чепчик для младенца. И в ресторанах вокруг столика с мафиози места не занимали, а если занимали, сидели тихо, как мыши, стараясь не привлекать внимания. Девушка-воин, окружённая группой оборванцев, состоящей из всадника без ног на лошади без головы, ведьмы, мальчика для удовольствий и цыгана-конокрада выглядела… ну так скажем, не как Робин Гуд, а скорее как Робин Бэд. Который грабит в своём Шервудском лесу всех подряд исключительно для личного обогащения и удовольствия.

Я поняла это потому, что к кийну, который выглядел, видимо, как мой фаворит, подошёл какой-то нищий, сунул в руку дощечку, шепнул пару слов и удалился. Слова я расслышала, но они не имели никакого смысла: «Подвостмарь кучера».

— Какого кучера мне следует закошмарить? — спросила я у Бабы Яги. Та недоуменно пожала плечами.

Сэрв расхохотался:

— Это жаргон нищих, торговцев с лотков и воров. Тебе предложили подождать вечера. А на дощечке, видать, написано, зачем.

Он вынул из руки кийну дощечку, который тут с обалдением рассматривал, и прочёл:

— Ботва паханя волит хлябую шиктору со збраныгами прихилять на хавиру в кучер. Мастырка есть на шолду пехарей, жулей наскербе, слам дербанить на кокур. Забатлан покантает.

Баба Яга прыснула, как девчонка, услышав эту тарабарщину, а я вспомнила цитату: «Марко тукнуть по маргазам, хохари облыго рыжуют», или как-то так.

— Это воровской язык, что ли, Сэрв?

— Он самый. Перевести?

— Да уж будь добр, мурмолка, да хлебальник свой задиристый завали, — сказала Яга, видно, вспомнив бурную молодость, когда и сама любила поговорить на сленге ведьм да воровок на доверии.

— Нет проблем, — Сэрв откашлялся, и прочел заново, переводя на ходу: «Большой начальник среди воров зовёт сильную девицу с братвой прийти вечером на квартиру. Есть дело на шестьсот золотых, оружия мало, потому добычу поделим пополам. Нищий покажет».

— Интересно, какой-такой «большой начальник»? — пробурчала Яга. — Знаем мы таких начальников…

— Я так понимаю, нас найдут в любом случае, если мы останемся в Аграбе. А мы останемся, потому что хотим с помощью Прыга добраться в Магриб. Кто не помнит — нам нужно выручить Орон от мужика в халате и девочек её найти. А как туда добраться? Заплатить караванщику, потому что в пустыне мы заблудимся, а в охрану нас нанимать никто не будет. Кого тут нанимать? Мальчишку да старуху?

— Поосторожнее в выражениях, поляница! — рыкнула на меня Яга, но я даже внимания не обратила.

— До вечера есть время, так что предлагаю пошататься по базару.

— Время есть — денег нет. Толку-то, шататься? — резонно заметила Яга, но остальные её не

поддержали. Первым делом мы направились в цирк, который по местным обычаям не имел стен, и потому всё было просто — деньги собирали кто сколько даст.

— Любезнейшая публика, кому не жалко рублика? — раздался по-русски молодецкий крик зазывалы. — Рубленая гривна для поддержанья гривы, куна новгороцка — на сбитень да клёцки! Силачи немецкие, красавицы турецкие, собаки преважные да кони бумажные! Диковинка всякого роду для смеха простому народу!

Мы подошли. Как раз выступали те самые «красавицы турецкие», которые были укутаны все, кроме запястий, лодыжек и живота. Публика должны была бы стонать от счастья, глядя на то, как они извиваются в своих шелках. Только музыки почему-то не было, и потому не было счастья. Да и сами танцовщицы изнывали от скуки, напоминая в движениях страдающих артритом черепах.

— Слышь, Сэрв, подмог бы красавицам! Твоя, чай, стезя… — съязвила бабка. Чёрт-цыган покраснел, тряхнул кудрями, да и выпрыгнул на арену с первым аккордом гитары. Держал он её вертикально, играл щипками, и потому получилась какая-то тягучая восточная музыка. Танцовщицы воспряли, вытащили музыканта на середину арены, и завертелись вокруг него цветным фонтаном. Звенели монисто! Взметывались цветные шелка! Глаза из-под чадры метали такие искры, что прожигали дыры в кафтанах стоящих у арены торговцев. И пролился дождь из монет: большие, малые, золотые, серебряные и медные, — они лились дождём под одобрительное гудение публики. Пав на четвереньки, танцовщицы быстро собрали дары и убежали в стоящий сбоку красный шатёр. Сэрв вернулся к нам — довоо-о-о-ольный!

— Чего улыбаешься? — Сэрв приложил палец к губам, и я поняла, что подлец подрезал кошель, а то и несколько. С одной стороны, некрасиво, с другой — у нас денег нет. С третьей, если скажу — нас всех побьют. Два против одного, и я промолчала.

— Фокусник из далёкого Багдада — не из Магриба, но нам и не надо: создаёт из воздуха голубей, спешите видеть скорей! Апельсиновое дерево за час, роза — за три минутки, это вам магия. А не какие-нибудь шутки! Смотрите на великого Абу аль Ладина, задавайте вопросы, кому необходимо!

— Так-так, — подтянулась поближе Яга. — Очень мне интересно это…

На арене появился худой высокий человек: смуглая кожа, абсолютно лысый, замотанный в невероятное количество белой ткани — прямо как сама Яга, только его халаты, шаровары и жилеты были девственно чисты и без единой дыры. Он начал представление, которое для меня было максимально скучным: вот эти все карты из рукава, искусственные цветы. Фокус йогов с апельсином, вырастающим прямо на глазах я тоже видела в Индии, а уж голуби из чалмы — детский утренник какой-то. И тут я с ужасом увидела, как рядом с магом-волшебником нарисовалась фигура, больше всего похожая на снеговика, изрядно помятого хулиганами.

— Яга! — в ужасе ахнула я, и попыталась прорваться на арену, но Алтынбек положил мне руку на плечо и придержал:

— Сама справится бабушка, дай ей предки всяческого здоровья. Не суетись, думербей-гызы.

Бабка тем временем чудила. Давала задания магу, а тот, улыбаясь презрительно и гадко, их выполнял.

— Ну что, добрая женщина, доказал ли я тебе свою магическую силу? — спросил он, разрубая пальцем шелковый платок и складывая его заново в целый.

— Нет, — коротко ответила Яга. — Я и то лучше умею.