Насмешливый лик Смерти
Шрифт:
– Это возможно, доктор?
– спросил я.
– Ртутный термометр фиксирует температуру воздуха?
– Если его не стряхивать. С моим такое постоянно случается. Странно, что я забыл.
– Вот, выходит, и разгадка, - сказал Брейк.
– Вот выхожу и я, - неуклюже сострил Беннинг.
Когда дверь за ним закрылась, Брейк откинулся на спинку кресла и закурил.
– Как вам идейка доктора насчет того, что у Чэмпион была фобия?
– Похоже, он разбирается в психологии.
– Не сомневаюсь. Он мне сказал, что хотел специализироваться в этом направлении, да не мог себе позволить еще пять лет учиться. Если он утверждает,
– Он выпустил колечко дыма и проткнул его своим бесстыдным пальцем.
– Я за физические улики.
– И много их у вас?
– Достаточно. А вы не побежите с ними к защите?
Я поймал его на слове.
– А вы не забегаете вперед?
– В своей работе я научился смотреть вперед.
Из нижнего ящика стола он вытащил стальной чемоданчик и откинул крышку. В нем лежал нож с черной резной деревянной ручкой. Кровавые пятна на изогнутом лезвии засохли и превратились в темно-коричневые.
– Это я видел.
– Зато вы не знаете, чей он.
– А вы?
– Я показал этот нож миссис Норрис, еще не сообщив ей, как была убита Чэмпион. Она тут же его признала. Лет семь назад ее муж прислал его Алексу с Филиппин. С тех пор это сынулина игрушка. Нож висел на стенке в Алексовой спальне, и она видела его каждое утро, когда приходила убирать деткину постель, до вчерашнего утра.
– Она так сказала?
– Именно так. Может, Чэмпион и страдала горячечными психоаффектами, как утверждает док. Может, существует какая-то неизвестная нам связь с делом Синглтона. Меня это не колышет. Я имею достаточно оснований предъявить обвинение и вынести приговор.
– Он захлопнул чемоданчик, запер его и спрятал в ящик стола.
Целое утро я раздумывал над тем, открывать ли Брейку все, что я знал. И в конце концов решил не открывать. В деле сплелись обрывки нескольких жизней - Синглтона с его блондинкой, Люси и Уны. Узел, который я распутывал нить за нитью, был слишком замысловатым, чтобы описать его языком физических улик. Для Брейка не существовало ничего, кроме его чемоданчика, содержащего вещественные доказательства, которыми можно пробить черепа провинциальных присяжных. А случай был не из разряда провинциальных. Я сказал:
– А вы не ставили себя на место парня? Он ведь не дурак и не мог не знать, что по ножу его тут же найдут. Как же получилось, что он кинул орудие убийства на месте преступления?
– Он и не кинул. Он за ним возвращался. Вы же сами его увидели. Он даже на вас набросился.
– Это не важно. Он подумал, что я шьюсь к Люси, и взбесился. Парень был на взводе.
– Вот именно. На этом-то и строится моя версия. У него возбудимая психика. Я же не обвиняю его в преднамеренном убийстве. Я говорю, что это убийство из ревности, второй степени тяжести. Взбесился и полоснул лезвием. А может, он вытащил из ее кошелька ключ, пока они ездили по городу. У нее-то ключа не оказалось. Озверел, резанул ее и сбежал. Потом вспомнил про нож и вернулся.
– В вашу картину вписываются видимые факты, но не вписывается сам подозреваемый.
– При этом я подумал: если Брейк раскопает мотив ревности, дело будет у него в шляпе.
– Вы не знаете этих людей, как я. Я каждый день с ними вожжаюсь.
– Он расстегнул левый манжет и обнажил мощное веснушчатое предплечье. От запястья до локтя тянулся белый бугристый шрам.
– Тип, который
– Из этого, по-вашему, следует, что Норрис бандит.
– Все не так просто.
– Брейк занял оборонительную позицию, несмотря на свое славное ранение. Мир насилия, которому он противостоял, не устраивал ни его, ни других, и это было для него главным.
– Я тоже думаю, что все не так просто. Люси интересовала слишком многих. Я бы не стал зацикливаться на первом подозреваемом, который сам шел к нам в руки. Все гораздо сложнее.
– Я хотел сказать другое. Парень ведет себя как виновный. Я уже целых тридцать лет глазею на их лица и слушаю их байки.
– Он мог этого не говорить. Тридцать лет оставили на нем свой след, подобный опалине на старом дереве.
– Пусть я в низшем разряде. Пусть. Это как раз мой разряд. Убийство Чэмпион проходит по низшему разряду.
– Осознание вины - заковыристая штука. Во-первых, тут психология.
– Черт с ней, с психологией. У меня чистые факты. Мы пытаемся задержать его для допроса, он сбегает. Мы ловим его, привозим сюда, он молчит. Я пытался его разговорить. Молчит как рыба. Скажи ему, что мир перевернулся, он рта не откроет.
– Как вы с ним обращаетесь?
– Никто его пальцем не тронул.
– Брейк опустил рукав и застегнул манжет.
– У нас своя психология.
– Где он?
– В морге.
– Несколько необычный подход.
– Не для меня. У меня здесь по убийству, по два в месяц. И я их раскрываю, ясно? Почти все. Атмосфера морга развязывает убийце язык быстрее, чем что-либо другое.
– Психология.
– Я же говорю. Ну что, играете в моей команде или дать вам носовой платок, утереть глазки? Если в моей, мы сейчас туда отправимся и посмотрим, готов ли он сознаться.
Глава 20
За дверью с номером 01 была комната с низким потолком и глухими цементными стенами. Когда дверь за нами защелкнулась, мы словно очутились в глубокой подземной гробнице. Каблуки Брейка гулко стучали по бетонному полу. На меня наползла его тень, когда он приблизился к единственному горевшему в комнате светильнику.
Это была лампочка в коническом абажуре, висевшая на длинном регулируемом шнуре над каталкой с резиновыми колесами. На каталке, в ослепительно белом свете, лежало под простыней тело Люси. Ее голова была открыта и повернута к Алексу Норрису. Он сидел у стены за каталкой и, не отрываясь, смотрел в лицо мертвой женщины. Его запястье было приковано к ее запястью двойным браслетом из голубой стали. Насосы охлаждающей системы глухо гудели и пульсировали, как будто прогоняя через себя время. За стеклянными дверьми холодильной камеры другие прикрытые простынями покойники стыли в ожидании Страшного суда. Было адски холодно.
Полицейский, сидевший напротив Алекса, поднялся, приветственно взмахнув рукой:
– Салют, лейтенант.
– Ну как тут у вас? Бдишь у гроба, Шварц?
– Вы не велели портить ему физиономию. Как вы сказали, не мешаю природе взять свое.
– И что? Берет она свое?
– Брейк навис над Алексом, широкий и черный в световом ореоле.
– Хочешь сделать заявление?
Отступив в сторону, я увидел, как Алекс медленно поднял глаза. Его лицо осунулось. Бессонная ночь согнала плоть с его висков и скул. Он растянул широкие выпуклые губы, приоткрыв зубы, и опять сомкнул их, не издав ни звука.