Нищий барин
Шрифт:
Не жду покупок, иду в дом. На столе полное изобилие. Деревенское, конечно. В центре стола огромная рыбина, метр в длину, не меньше, запеченная целиком в печи — чешуя блестит золотистой корочкой, а аромат такой, что в животе невольно заурчало. Мои слуги расстарались.
Гостем выкладываются кривоватые разновеликие бутылки из темного стекла и что-то вроде закуски мясной. Четыре штуки, навскидку, все, примерно, по литру! Это если даже и вино, то его очень много. Рассаживаемся. Купец уже вручил мне икону — на вид дорогая, золотистая, вся в искусной
— Что, Лешка, заждался? — басит он, наливая себе вишневой, как выяснилось, наливки. — Я своё слово держу! На то мы, Зерновы, и купцы! Извернусь, но найду что обещал! А?
Память по-прежнему отказывается мне помогать, и я вгрызаюсь в запеченную белорыбицу. Покажет же он мне когда-нибудь то, что я у него купил? Гость пошевелил усами и недовольный моим спокойствием нажал на какой-то зажим на столярном изделии.
Шкатулка открылась. Я поначалу и не понял, что там лежит. Длинная костяная трубка с каким-то выростом по краю, вроде как из камня, фарфоровая красивая миска, что-то вроде циновки, пара железяк с костяной ручкой, одна из них похожа на ступку, но с квадратным основанием. Что за хрень?!
Зернов сидит довольный, как будто вынул из шкатулки какое-то величайшее сокровище.
— Настоящий набор, из Лондона! — хвалится он, разворачивая сверток и протягивая мне какой-то довольно увесистый мешочек. — Товар лучше, чем тот, что я тебе привозил раньше!
Развязываю и сначала не понимаю, что там за коричневатая масса виднеется. А потом дошло — опиум. Я ещё и нарик?
— Сорок два рубля ассигнацией ещё мне должОн! Не хватило, — окончательно добивает меня добродетель.
Держу покерфейс — купил и купил. Употреблять же мне сейчас это не обязательно. Тем более в случае чего как обезболивающее пойдет.
Первый тост — за хозяина дома, то есть за меня. Назло гостям отпиваю только один глоток и ставлю стопку обратно на стол. Стопка, к слову, кривоватая и мутная, граммов на сто пятьдесят.
— Не пойдёт так! — ревёт медведем Елисей, возмущённый до глубины души. — Обидеть хочешь?
— Дохтор пить запретил, — отвечаю спокойно, не ведясь на уговоры, — расшибся давеча на телеге.
Мордовороты тут же потускнели лицами — явно расстроились. Не иначе моё пьяное состояние им для чего-то нужно. Ясно как божий день. Переглядываются между собой, думая, что я этого не замечаю. Лешка бы, может, и не заметил. Но Герман Карлович в его теле уже собаку съел в подобных делах.
Плавно, пока не набухались гости, перевожу разговор на нужные мне дела — прошу достать несколько мешков картошки.
— Есть у меня с собой эта чертово яблоко, проросла уже. Отдал бы за так, но лучше поменяю, да хоть на рыбку копченую, уж очень она у тебя хороша! — кивает головой купец на белорыбицу.
Кстати, а откуда у меня такая вкусная рыбка? Волга далековато отсюда, километров двадцать будет.
— И ещё — томаты другого сорта есть? — вспомнил я неказистость
— Томато? Что за штука такая? — переспросил купец, не понимая, о чём речь.
— Ну, помидоры такие… Красные, жёлтые, — попытался пояснить я.
Наконец, меня поняли.
— Любовные ягоды то. У нас их все «псинками» зовут. Да брал же ты весной их у меня, неужели не прижились? — деловито спросил Карп Петрович.
— Другой сорт хочу, — сконфузился я. — А ещё желаю продать пистолет.
— Тот, батюшкин, от француза доставшийся? Я возьму! — рявкнул Елисей, который уже тяпнул грамм триста, не меньше, своего натур продукта.
— Да ты со мной сначала рассчитайся, — хитро заметил Карп Петрович, скрестив руки на груди и глядя на Елисея.
Елисей, не обращая внимания на упрёк, выдвинул свой бартер:
— А давай сменяем! Ты мне пистолет, а я тебе щенка от своей легавой! — предложил он с таким видом, будто делал мне невероятное одолжение.
— Да я не охотник, зачем мне щенок? Я же и своих продал! — отбрехиваюсь от мены я.
— Мне и продал, лопух. Задешево, — говорит Елисей и оба гостя ржут, не стесняясь моего присутствия. — Не хочешь на щеня, давай на девку. Прасковью помнишь? Понравилась же она тебе, когда по весне гостил у меня? Отдам!
Предложение, очевидно, хорошее, судя по приунывшему Карпу Петровичу, который, по всему видно, уверен в том, что я соглашусь.
— Задница — во! Титьки — во! А кричит как?! Заслушаешься! — напоминает похотливый сводник-сосед.
— Я ещё за прошлый раз грехи не отмолил, — наугад отмазываюсь я, помня лютость своего попа.
Вижу, прокатило. Елисей с Карпом успокаиваются, а вот тело, будь оно неладно, на одно только имя Прасковьи реагирует слишком живо. Помнит, видать, то, чего я, Герман Карлович, в этом теле знать не могу.
Гости тем временем степенно продолжают выпивать и закусывать, но кушают, прямо скажем, не слишком аккуратно и культурно. В комнате повисло молчание, нарушаемое лишь чавканьем да звяканьем вилок о тарелки.
— Быка забирай. Малыша! — настойчиво предлагает Елисей, который, видимо, ни за что не отступит от своего желания заполучить пистолет.
— Так ему десять лет! — выпаливаю я, прежде чем успеваю подумать.
Упс… Прорвалось. Это явно информация от прежнего хозяина тела. Не знаю, откуда взялась эта цифра, но, судя по моему тону, десять лет — это много.
— Эх! Забирай бочки, что у меня делают. Четыре штуки отдам!
— Это дело. Бочки у Елисея хорошие, жестяные, — подтвердил Зернов.
Итак, примерная цена пистолета — либо породистый щенок, либо молодая баба, бык неизвестной породы или четыре бочки. Честно говоря, хрен тут разберёшься в их мерах и ценностях. Бочки явно нужны будут, ведь я в Кострому урожай отвожу по осени.
Иду за пистолетом и, судя по возгласу гостей, понимаю — оружие с историей.
— Точно! Это из него твой батюшка на дуэли графа подстрелил! Почистить, чтоб блестел, и в гостиную! — вертит покупку Елисей.