Облака и звезды
Шрифт:
«Трактом терзаний» мы ездим редко, только когда опаздываем на работу, очень уж трудно там приходится и людям, и машине.
Грузовик останавливается. Мне через заднее окошко видны возбужденные лица шофера и Курбатова. Начинается яростный спор. Басару не хочется сворачивать — жаль машину. Начальник настаивает: если подымется ветер, придется ехать домой, ничего не успев сделать в поле. И вот грузовик нехотя трогается, круто сворачивает вправо. Басар сдался.
— Теперь держись! — смеются рабочие.
С надрывным ревом машина пускается в тяжкий
И все же как-никак мне легче, чем другим. Можно стоя балансировать. А вот рабочим хоть пропадай: их трясет, подбрасывает, швыряет в стороны.
Я оглядываюсь, вижу: Хаким вдруг бледнеет и прислоняется к стенке.
— Иди на мое место, — строго говорю я. Но он молча качает головой. Не хочет, — дело хозяйское.
Грузовик выбрался на пологие склоны, пошел спокойнее. Вдали показалась вешка с белым лоскутом — отсюда надо продолжать работу.
— Стоп! Прибыли! — Начальник первым выскочил из кабины, вместе с рабочими стал выгружать инструменты. Костя ему помогает. Я отошел в сторону: каждый человек должен заниматься своим делом. Выгрузка — дело рабочих. Но вот лопаты, рюкзаки для образцов лежат на песке.
Сегодня рабочие из геодезической бригады идут на подмогу почвоведам — будут рыть шурфы для Инны Васильевны. А начальник вообще поехал только за компанию.
Братья-близнецы Мурад и Хаким вопросительно взглянули на Курбатова.
— Пойдете, други, с Юрием Ивановичем, — сказал начальник, — он сегодня у нас главный — работает за себя и за мелиоратора. Смотрите же не подведите его. А то кое-кто вот так работает, — Курбатов взял у Мурада метровку, потянулся, зевнул и отмерил ломаную линию.
Все засмеялись.
— Если бы мы так мерили, сегодня не окончили бы участок, — сказал Мурад.
— Правильно, — начальник хлопнул его по плечу, — я не тебя показывал: вы с братом летаете по пескам как соколы. Но сегодня этого мало, надо молнией носиться. Иначе песком занесет — нам же откапывать, когда следом за вами пойдем брать образцы из шурфов. — Курбатов подтянул голенища брезентовых сапог, кивнул мне: — До скорого! Желаю вам снять красный флаг.
— Какой флаг?
— Финиш! Мы с ребятами, когда тянули ход, повесили на барханном массиве.
Начальник повернулся к жене, стал по команде «смирно».
— Товарищ инженер, рабочий Курбатов прибыл в ваше распоряжение.
— Вольно, — сказала она. — Бери заступ. Сейчас на такыр поставлю.
Я сжал зубы, отвернулся. И это начальник отряда! Паясничает в присутствии рабочих. Неудивительно, что они пререкаются с Костей. Скоро и на Курбатова будут кричать. Разве представишь что-либо подобное в отряде Баскакова?
Почвоведы и геодезисты скрылись за буграми — пошли обследовать вырытые вчера шурфы, копать новые. Почвоведы
Я развернул мелиоративный журнал на последней странице. Крупным почерком Калугина были записаны данные предыдущего обследования — рельеф, краткие сведения о растительном покрове, мелиоративные рекомендации. То же самое запишу и я, только работать будет гораздо труднее: ветер и надо вести еще свой геоботанический дневник — двойная нагрузка.
Геодезический ход, отмеченный редкими саксауловыми ветками, уходил вдаль. Казалось, вешки бегут друг за другом, одни спускались в ложбину, другие взбирались на бугор. Самые дальние шли уже вместе.
Пора начинать. Я отмерил площадку, стал описывать растительность. Ей-богу, это можно делать не глядя, так убого-однообразна пустыня. Везде одно и то же: в понижении между буграми — полусожженный сухой илак; на склонах — желтый кушак из селинов; выше — кандымовый пояс; на вершине — один-два поникших саксаула.
Я записываю латынь только начальными буквами, потом на глаз прикидываю площади, занимаемые каждым видом. Сплошного пересчета кустарников делать не буду — некогда и погода не та, — поставлю цифру, записанную Калугиным. Сколько у него? Двенадцать? Ну, здесь напишем десяток. Дальше — группировка. Она на бугристых песках одна и та же — илаковый саксаульник. Теперь подпись. Конец! Все заняло считанные минуты. Если так пойдет и дальше — зашабашить удастся довольно скоро. Не будь сегодняшнего выезда, лежал бы в палатке, читал стихотворения Владимира Соловьева. Любопытно. Баскаков дал на прощание.
— Не боитесь впасть в идеализм? Нет? Тогда возьмите. Есть и про ангелов, и про Христа; все на добротном поэтическом уровне.
Но Соловьеву придется подождать. Сейчас на очереди — плановое задание. Навряд ли удастся быстро управиться, ведь я сегодня еще и мелиоратор. Значит, сам должен намечать и прокладывать боковые поперечники — визиры, тянуть их в стороны от главного геодезического хода к отдельным скоплениям барханов, что вклинились в бугристые пески и угрожают пастбищам.
Правда, на барханах совсем уж нечего делать: растений почти нет, рельеф один и тот же — мелкобарханные или среднебарханные пески. Разница всего в нескольких метрах высоты. Запись в пять строк, но из-за нее надо свернуть с геодезического хода, пройти до скопления километра два и столько же обратно. Проформа? Конечно! А что поделаешь?
Я сверился с планшетом Калугина. Первое скопление совсем близко. Значит, обследовать его удастся еще до того, как разгуляется ветер. А он уже сейчас вон какой — рвет из рук ботаническую папку. Теперь ясно, что циклон и не думал утихать. Просто прикинулся обессиленным, чтобы выманить нас в пески.
Ботаническая папка парусит, мешает идти. Надо было бы оставить ее дома, но я побоялся, что Калугин скажет: «А папка где? Забыли?»
Вдали показалось первое скопление барханов. Над ними уже висела мутная песчаная дымка. Это с утра, а что будет дальше?