Облака и звезды
Шрифт:
— Да, — чуть слышно сказала Инна Васильевна.
— Пойдем дальше, — Баскакова назвала по памяти остальные горизонты.
Инна Васильевна молчала. Сколько было разговоров, надежд на эти такыровые пятна… Она тщательно изучала их весной, потом на предыдущем участке, теперь здесь, на новом. Хотела собрать материал для статьи в «Известия Туркменской Академии наук». Отнимала у рабочих заступ, сама долбила твердую глину, долбила до кровавых мозолей. И вот в одну минуту рухнули мечты… О такыровых пятнах все давным-давно известно.
К шурфу
— Зачем здесь двухметровый шурф? — спросил он, ни к кому не обращаясь.
— Мы хотели выявить мощность такыра, — сказала Инна Васильевна, — песок, подстилающий глину, появился на глубине двух с половиной метров. Пришлось отступить от инструкции.
— Напрасно! — Вахрушев сдернул и снова надел очки, он начинал нервничать.
— Да-а, — тихо, словно про себя протянул Баскаков, — тут уже не минутами пахнет…
— Мы впервые в пустыне, нам было интересно узнать, — робко сказала Инна Васильевна.
— Но вам некогда! — почти крикнул Вахрушев. — Понимаете, не-ког-да! Вы должны обследовать барханные массивы — они угроза номер один, а не ковыряться… здесь, — он с отвращением кивнул на такыр.
Баскаков сочувственно вздохнул.
— Да, мои дорогие друзья, Георгий Александрович глубоко прав. Одно из двух — или трудиться на пользу нашего народного хозяйства, или совершать общеобразовательные экскурсии по пескам. Третье исключено.
— А мы не хотим быть роботами! — вдруг вспыхнула Инна Васильевна.
— И предпочитаете работе туристские прогулки? — не повышая тона, мягко сказал Баскаков. — Этой корью надо бы переболеть раньше.
Атмосфера накалялась. Баскаков с надеждой взглянул на Вахрушева — понял ли тот, с кем имеет дело…
— Дайте ваш ватман, — бросил Курбатову Вахрушев. Он сел на землю, по-турецки скрестил ноги, стал разглядывать контуры. — А это у вас что? — черный ноготь указал на чуть намеченный пунктиром кружок в верхнем углу ватмана. — Не понимаю! Тут ведь чужой район.
Курбатов взглянул на кружок.
— Да, — несмело подтвердил он, — здесь участок Стефановича, но это на самом стыке.
— Что — на стыке?
— Очаг выдувания.
Вахрушев помолчал.
— Язва выдувания, — поправил он, — много их там?
— Мы видели одну, случайно обнаружили и вот… показали пунктиром.
Баскаков мельком заглянул в чертеж, ухмыльнулся:
— Предварительно обследовав?
Курбатов поднял голову, взгляды их встретились.
— А разве это так уж плохо, Лев Леонидович?
Секунду они смотрели глаза в глаза. Баскаков отвернулся первым.
— Да, плохо, — голос у него был вялый, ленивый, — не потому, что вы опять потеряли время — вы его не жалеете, ну и бог с ним! Плохо другое. Вы обидели Стефановича, — разве он сам не в силах обследовать этакую язвочку? А получилось именно так — вы без спроса вторглись на чужую территорию…
— Не думал, что для этого нужна
Не принимая вызова, Баскаков промолчал.
Да, столкновение произошло, и выигрыш на стороне Баскакова. Этого и нужно было ожидать — противник он опытный, будет бить не сразу, сначала поиграет, как кошка с мышью, убедит Вахрушева, что курбатовцы — несмышленыши, а потом уж нанесет последний удар. Но почему Вахрушев все еще смотрит на ватман? Вот он поднялся, опять сел. На лице его отразилась борьба.
Я догадался — его беспокоит отмеченная пунктиром язва на соседнем участке.
— Вот что, — ни на кого не глядя, сказал Вахрушев, — сделаем так: товарищ Баскаков пусть продолжает инспектировать, а я ненадолго отлучусь… возможно, там в глубине участка группа таких язв.
После ухода Вахрушева исчезло последнее звено, соединяющее оба отряда. Наш начальник и Калугин остались у злосчастного шурфа, чета Баскаковых пересекла такыр, расположилась на нежарком, северном склоне соседнего бугра. Не подходя к ним, я прилег невдалеке, стал просматривать записную книжку. Вдруг Агнесса Андреевна взглянула на ручные часики, испуганно вскрикнула:
— Бог мой! Двенадцать! Ты опоздал принять аскорбин! — Она вынула из полевой сумки аптечную коробочку, подала мужу. — Скорее!
Лев Леонидович стал было разворачивать порошок, но супруга схватила его за руку.
— Подожди! — Ее беспокойный взгляд обежал такыр, соседние склоны, вершины. — Бессовестный человек! Где он? Ну где же он? — плачуще повторила она. — Аполлон Фомич! — Голос ее, как у набирающей силу сирены, стал пронзительно-громким. — Прохорчук!
За соседним бугром раздался треск сучьев. Аполлон Фомич, прикорнувший было под сенью вечнозеленой эфедры, несся на зов.
— Термос! — прожигая его взглядом, выдохнула Агнесса Андреевна.
Лев Леонидович ласково погрозил провинившемуся:
— Ах он соня, ах шалун!
Дрожащими руками старичок развязал рюкзак, который не снимал, словно боевое снаряжение, и хотел подать термос, но Агнесса Андреевна выхватила его из рук оплошавшего специалиста.
— Дайте сюда, истязатель!
Она налила в черную пластмассовую стопку горячего, чая, поднесла мужу.
Лев Леонидович осторожно высыпал на язык порошок, не обронив ни крупинки, скривился, быстро запил чаем.
— Теперь покушай.
Агнесса Андреевна достала из рюкзака геодезиста походную скатерть-самобранку — кожаный докторский баульчик. Расстелила на песке твердо накрахмаленную салфетку, поставила синюю пузатенькую кубышку с крошечной, как наперсток, коньячной чаркой. Затем появилась массивная сервизная масленка, баночка с черной икрой, сыр, тонкие ломтики французской булки, шоколад.
Лев Леонидович принялся полдничать. Ел он так же мастерски, как и работал: размеренными, точными движениями лупил яйца, щедро намазывал хлеб маслом, потом икрой, покрывал сыром и, широко открыв влажно-пунцовый рот, не спеша заглатывал пищу.