Облака и звезды
Шрифт:
— Вот! Чай готов! — раздраженно крикнул Басар.
Грузовик остановился. Надо ждать, пока остынет мотор.
Все окружили начальника. Разложив на подножке машины карту, он рассматривал изображение Челекена. Полуостров был похож на птицу, летящую на запад. Я взглянул на масштаб. С юго-запада на северо-восток Челекен тянулся на тридцать километров. В поперечнике он наполовину короче. Две узкие, длинные косы — Куфальджа и Дервиш — «крылья птицы» — примыкали к полуострову с севера и с юга от него. Центральная часть западного берега круто возвышалась над морем. Отсюда начиналось небольшое плоскогорье
Инна Васильевна долго смотрела на карту.
— Подумать только! О таком пятачке пишут уже две тысячи лет!
— Значит, стоит того! — засмеялся начальник. — Мал золотник, да дорог!
— Задаст нам беды этот золотник! — сказал Костя. — Смотрите, что кругом творится! Как же тут работать с теодолитом?
Над барханами висела уже сплошная желтая мгла. В воздухе носилась пыль. Она слепила глаза, забивалась в уши, в нос, оседала на спецовке.
— Да, условия тяжелые, — согласился начальник, — геодезистам съемку делать здесь не слаще, чем почвоведу описывать шурфы, когда на голову метет с барханов. Поэтому надо спешить — к осени ветры усилятся.
— Геоботанику и мелиоратору легче всего, — заметил Костя, — ходи по пескам да солянки описывай.
— Ну, нет! — возразил начальник. — Ведь наша главная задача — закрепление песков. Как их связать, утихомирить? Попробуй реши… Над этой проблемой первыми будут ломать головы мелиоратор и геоботаник.
Грузовик двинулся дальше. Ветер крепчал. Ясный день померк. Костя опустил передний брезент. Стало хуже. Казалось, машину качает еще сильнее. Снова подняли брезент.
Подъехали к Михайловскому перевалу. За ним начинался высохший пролив — когда-то он отделял Челекен от материка.
Басар решил взять подъем с ходу. Но, пройдя десяток метров, машина забуксовала. Пришлось шалманить. Обливаясь потом, кашляя от пыли, мы бежали рядом с грузовиком, выхватывали из-под колес бревна, доски, снова бросали их под скаты. Подъем оказался крутым, но коротким. Вскоре машина взобралась наверх.
Запыхавшись, мокрые, стояли мы возле кузова, смотрели в затуманенную даль. Там лежал Челекен.
Вскоре из-за барханов выглянули высокие трубы озокеритового завода. Они то опускались, то подымались. Потом стали расти, расти. И вот перед нами огромные корпуса. В карьерах работают экскаваторы. Между карьером и заводом, по узкоколейке, посвистывая, ходит маленький тепловозик.
Мы въехали в рабочий поселок Дагаджик. Мимо больницы, магазина, клуба грузовик подошел к столовой — решено было пообедать: до пункта постоянного местожительства — поселка Карагель на восточном берегу Каспия — оставалось еще восемнадцать километров.
После обеда тронулись дальше. Грузовик выехал из поселка, поравнялся с электростанцией. Мы вышли из машины: электростанция была в осаде. Высокая каменная ограда полузасыпана песком. Барханы подступили к ней вплотную. Песок был везде — на асфальтовых дорожках, в охладительных резервуарах; серые холмики подбирались к машинному отделению, к слесарной мастерской.
От Дагаджика вели две дороги — одна в районный центр, другая в Карагель.
Вот и он показался вдали — диковинный поселок на сваях. Когда-то сваи спасали дома от морского прибоя. Потом Каспий обмелел, отступил. Сваи стали
Преодолевая песчаные сугробы, грузовик медленно двигался по единственной улице Карагеля. Барханы вторгались с востока. Они грозили завалить поселок. Я выглянул из кузова — по улице брела молодая туркменка в длинном красном платье. Она несла на руках ребенка, ноги ее глубоко вязли в песке. Песок выживал людей из поселка.
Подъехали к поселковому Совету. Через час нам были отведены квартиры в «свайных» домах.
— Сегодня — отдых. Завтра — разведка, послезавтра — в поход, — сказал начальник. — Барханы обнаглели. Надо с ходу вступать в бой.
…Вторую неделю работаем мы на Челекене. Приближается осень. Мы спешим — от зари до зари в поле. Работы много, времени мало. Надо составить почвенные, геоботанические, мелиоративные карты, надо разработать действенные меры для обуздания барханов. Пока что меры эти неизвестны. Но есть надежда их найти.
Растительность на Челекене есть. Она узкой каймой расположилась у самого моря. Здесь, и только здесь надо искать растения-пескоукрепители.
Начались поиски.
Геодезисты быстро набрали темпы, вырвались вперед; мы с Калугиным и Инной Васильевной скоро потеряли их из виду.
Главный ход начинался на окраине Карагеля, вел к морю.
Подойдя к Каспию, мы еще издали заметили густые тускло-зеленые заросли. Широкой полосой тянулись они вдоль берега. Вскоре на белой, покрытой ракушками равнине стали попадаться одинокие чахлые кусты. Это был сарсазан — невысокое, приземистое, невзрачное растение из семейства лебедовых. Чем ближе к морю, тем заросли гуще, кусты выше. Я стал обследовать сарсазанник. Кусты располагались близко один от другого, но не образовывали сплошного покрова. Других растений было очень мало. Очевидно, сильное засоление мог выносить только один сарсазан. И вдруг на границе сарсазанника и голой равнины я заметил невысокий редкий куст. На колючих ветках зеленели парные листочки, похожие на продолговатые лопаточки. На них блестел налет соли. Это была селитрянка. Так вот где она опять мне встретилась! Оказывается, сарсазан был не одинок.
Оба растения относились к замечательному типу солелюбов — галофитов. Галофиты не боятся засоления, наоборот — нуждаются в избытке солей. По словам Тимирязева, эти растения научились обращать себе на пользу враждебные силы природы. В клеточном соке галофитов растворено много солей, в основном — поваренной соли. Галофиты — растения-«медузы», их тело на девяносто процентов состоит из воды.
Описание сарсазанника отняло мало времени. Я заглянул в журнал Калугина. Там значилось: «Рекомендовать сарсазан как пескоукрепитель на сильно засоленных песках».