Облака и звезды
Шрифт:
Еще котловина. Это уже поле разгрома. Всюду непогребенные кусты и деревья-мертвецы. Одни повалились, другие вздымают к небу голые сучья. Из-под толстого песчаного навала выглядывает серая, похожая на метлу, верхушка кандыма, похороненного заживо.
Я отломил веточку. Она сломалась как спичка — с сухим треском.
— Все погибло…
— Все погибло, — как эхо послышалось рядом. Со мной поравнялся Вахрушев. Губы его были плотно сжаты. Поймав мой взгляд, он смущенно отвернулся, ускорил шаг.
Незаметно исчезли округлые очертания
— Смотрите!
На вершине бархана сидела маленькая ушастая ящерица. Она забралась под самое синее небо и пронзительно-резко чернела на его фоне. Были ясно видны круто поднятый кверху, с загнутым концом твердый чешуйчатый хвост, зубчатый от головы к спине — совсем драконий — гребень.
Обдуваемая ветром ящерица дышала порывисто и тяжело.
— Сейчас она нападет, — Лариса взбежала на вершину бархана.
Ящерица метнулась было в сторону, но ей преградили путь — место открытое, спрятаться негде. И ящерица приняла бой. Она остановилась, присела на задние лапы. Гребень на голове налился кровью. Глаза вышли из орбит, с шипеньем раскрылась пасть.
Инна Васильевна улыбнулась:
— Не пугайте ее.
— Так это же она меня пугает, — возразила Лариса, — кроха, а лезет в драку…
Ветер все усиливался, из-за барханных гребней он уже подавал голос — слабое посвистывание. Сухая песчаная струйка летела в лицо, слепила глаза.
Все вконец выбились из сил, отстали от Вахрушева и Баскаковых.
И тут из-за серо-желтого барханного гребня выглянула зеленая древесная верхушка. Вахрушев первым свернул вправо, пошел прямо на нее. Мы догнали его, когда он перебирался через невысокий, полуразрушенный песчаный барьер, отгораживающий ложбинку от ветров, от мертвых развеваемых песков.
У самого края ложбинки рос одинокий сюзен. В неравной борьбе уже пали большие селины. Сверху торчали их сухие верхушки, и только высокий, как юноша стройный, сюзен был жив. Он стоял насмерть, боролся до конца. Пески окружили его со всех сторон, покрывая до пояса. Но серебристая крона непобедимо, как знамя, развевалась над ложбинкой.
Сюзен — одинокий герой — бросал вызов всем барханам, всем ветрам, ополчившимся на него.
Вахрушев стоял и молча смотрел на деревце.
Рядом возник Баскаков.
— Ах он забияка! Смотрите — еще хорохорится.
— Не трать, куме, силы, сидай на дно! — вдруг обрел голос подошедший Аполлон Фомич и залился визгливым, как у лилипута, смешком.
Он подскочил к сюзену, занес сапог.
— Чтоб не мучился…
— Не трогайте! — рядом с Аполлоном Фомичом вдруг появился
— Ух! Страшно как! — задиристо крикнул резвый старичок. — А то что? Ваш он, да?
— Наш. Отойдите!
— Подумаешь, защитник! — протянул геодезист, но все же встал за спину Баскакова.
— Вы описываете такие сюзенники? — не обращаясь ни к кому, спросил Вахрушев.
— Описываем, — хмуро отозвался Калугин. — Что ж, мимо проходить?! Он вот последний остался…
Вахрушев повернулся к Баскакову:
— А у вас есть такие ложбинки с гибнущими пионерами?
Лев Леонидович простодушно развел руками:
— Ей-богу, не знаю. Должно быть, есть, но они же не ложатся в масштаб. Барханные массивы мы обследуем целиком, оптом. Тут не до пятачков с одинокими сюзенами. Нам работать надо! — Он решительно подвинулся к выходу из ложбинки.
Но Вахрушев не спешил. Он все стоял и смотрел на сюзен. Потом медленно пошел следом за Баскаковым. Лицо Калугина стало напряженно-взволнованным. Он растерянно взглянул на меня, на Курбатова, потом сказал:
— Как быть? Они же не туда идут!
Курбатов крикнул:
— Товарищи, вернитесь!
Лев Леонидович и его супруга оглянулись.
— Почему? — недоуменно спросил Баскаков. — Мы идем обратно по вашему визиру, возвращаемся на главный ход.
— Нет, — сказал Курбатов, — у нас другая система. Визир «ломаный», у него есть второе колено — так охватывается большая часть барханного массива.
В глазах Баскакова мелькнуло радостное удивление.
— Простите… Я не понимаю, некий «ломаный» визир — это что, новое слово в геодезии? Кто же автор? Начальник отряда?
— Нет, не я, — твердо сказал Курбатов, — наш мелиоратор. Но мы все приняли его метод.
Лицо Льва Леонидовича вдруг сморщилось, большие немигающие глаза сузились. Он согнулся, взмахнул руками и вдруг залился беззвучным хохотом.
— Ох вы! Ох вы! — неожиданно тонким петушиным голосом выкрикнул Баскаков. — Да у вас весело! — Поперхнувшись слюной, он закашлялся, вытер веселые слезы. — Нет, ей-богу, это великолепно! Мелиоратор открывает новые горизонты в геодезии, почвовед открывает природу такыровых пятен. У нас — скука, работа по инструкции, хронометраж. Изо дня в день одно и то же. А тут — размах мысли, полет ума, игра воображенья.
Агнесса Андреевна с Аполлоном Фомичом тоже покатывались со смеху. Она приложила к глазам сиреневый платочек.
— Ну, будет, Лев, будет… Нельзя так — это же молодежь.
— Господи! Да я ведь шучу, — добродушно оправдывался Баскаков. Он покачал головой. — Ну ничего, ничего. Это бывает. Человек в годах, попал среди молодежи, вспомнил юность, загорелся, это бывает…
И вдруг я увидел: возле Льва Леонидовича возникла пустота. Остались только Аполлон Фомич да Агнесса Андреевна.
Все остальные окружили Вахрушева, объясняют про «ломаные» визиры. Он сбил на затылок кепку, внимательно слушает.