Облака и звезды
Шрифт:
Спокойно, ровным голосом он стал читать. Было подсчитано: сколько времени отняли у нас необязательные операции; они перечислялись — пересчет кустиков илака на квадратном метре, отрытие, описание и взятие образцов на всех такыровых пятнах. Далее следовали: сбор лишних гербарных экземпляров, геодезические новшества, предложенные мелиоратором и, наконец, — лицо Льва Леонидовича осветила добродушная улыбка, — поездка в рабочее время в Казанджик на экзотические верблюжьи скачки; затем сообщалось количество человеко-часов, потерянных
— Добро, у меня оказался небольшой запасец, коий я и одолжил соседям.
Некоторое время в комнате стояла оцепенелая тишина. Ее нарушил печальный голос Льва Леонидовича:
— Теперь спрашивается, сколько же времени осталось у наших друзей на скучные, по стандарту-шаблону проводимые изыскания?
Расчеты говорили: на работу выходило ничтожно мало часов.
— И спрашивается далее, — еще тише и печальнее произнес Лев Леонидович, — достаточно ли этого времени для молодых, малоопытных изыскателей, дабы произвести обследование всего района хотя бы с минимальным тщанием? Вот все, что имел я сказать, — закончил Баскаков.
Это был неожиданный и притом исполински-сокрушительный удар. Сам Стожарский кинул на Льва Леонидовича почти испуганный взгляд. Под сомнение ставилась уже не только работа — сама репутация Курбатова, его добросовестность, его честность. И уже виднелась в перспективе глубокая проверка особой комиссией всей работы нашего отряда, и повторные изыскания, и привлечение начальника к строжайшей, возможно, не только административной, ответственности.
Стожарский тяжело взглянул на Курбатова.
— Что скажет начальник отряда? Верны приведенные выкладки, факты?
— Нет, — тихо сказал Курбатов. — Выводы товарища Баскакова произвольны и тенденциозны.
— Это пока только предположения, — осторожно вставил Лев Леонидович.
Стожарский всем корпусом повернулся к Курбатову, словно хотел смять его.
— А факты? Факты вы что, тоже отрицаете? В рабочее время на верблюжьи скачки ездили?
— Ездили, но не в рабочее время, а в циклон, когда изыскания проводить невозможно.
Стожарский усмехнулся.
— А скачками любоваться возможно… Дни циклона вы актировали?
— Да, как нерабочие.
Стожарский взглянул на Баскакова.
— А вы?
— Нет.
— Почему?
— Мы работали.
— И выполнили плановый гектараж?
— Как обычно.
И тут вдруг сидевшая у двери Лариса подняла руку:
— Позвольте справку.
Стожарский поморщился — совещание затягивалось.
— Давайте, только коротко.
— В циклонные дни мы не работали, мы обманывали экспедицию.
Стожарский сдвинул брови.
— Не понимаю. Объясните.
И тогда Лариса громко, четко, отделяя каждое слово, будто она читала нечто написанное крупными буквами, рассказала о том, как они с Олегом возражали против выезда в циклон, как Лев Леонидович настоял на выезде. Они поехали, песок бил в
— И на другой день был циклон. Лев Леонидович с Агнессой Андреевной опять остались в лагере, а нас послали в поле. Мы поехали втроем — я, Олег и Аполлон Фомич, через час вернулись, как и накануне, — ветер, песок не давали работать. А вечером Лев Леонидович опять велел закартировать необследованный участок по аналогии. Сказал: «Я знаю: там везде одно и то же — здоровые крупнобугристые песочки, барханов нет и в помине».
— И вы закартировали? — сухо спросил Стожарский.
— Я и Олег сначала не хотели — это же подлог! — но Лев Леонидович велел выполнять приказание; если не выполним, он сам закартирует, а с нас удержит из зарплаты за двухдневный прогул. И мы все сделали, как он хотел.
Лариса ненавидяще оглядела Баскакова.
— У меня все.
Снова наступила глубокая тишина. Лицо Баскакова оставалось по-прежнему спокойно-непроницаемым, будто ничего не произошло.
Стожарский спросил почти робко:
— Лев Леонидович, что вы скажете?
— Скажу, что сказанное правильно. Именно так и было.
— Вы приказали закартировать необследованный участок?
— Да, в виде исключения, ибо он ничем не отличался от соседнего участка, ранее нами обследованного.
— Это проверено?
— Да, проверено моим отрядом. Иначе я не пошел бы на подлог, как несколько смело сейчас здесь выразились.
Гроза, только что бушевавшая над нашим отрядом, неожиданно переместилась, поутихла. В голосе Стожарского раздавался еще глухой рокот, но уже только по долгу службы.
— Вообще картировать по аналогии — это недопустимый, порочный метод. Не знаю, как вы, многоопытный, заслуженный изыскатель, могли его применить…
— Именно только потому, что я, как вы, Федор Михайлович, изволили выразиться — многоопытный изыскатель.
Я почти любовался Львом Леонидовичем: ни единый мускул не дрогнул на его красивом, загорелом лице. То ли это была непоколебимая уверенность в себе, то ли наглость? Не знаю. Ведь факт оставался фактом: изыскатели по приказу своего начальника совершили подлог.
Лариса подняла руку:
— Можно сказать?
— Можно! — Стожарский был раздражен: он не ждал уже от Ларисы ничего хорошего.
— Лев Леонидович прав: необследованные участки были закартированы правильно. Они действительно похожи на соседние, уже обследованные. Мы с Олегом проверили это позже, когда утих циклон. Поехали туда и проверили, хотя Лев Леонидович очень сердился, говорил, что пострадает план, снизится гектараж. Но мы не могли иначе. Это бы значило остаться перед самими собой обманщиками.